Дэрдменд
|
ДЭРДМЕНД
Лето ушло. Осень настала, – снежным дождем потянуло. Заводи взор голубой льдом затянуло. Роза увяла. Стеблем сухим – обида осталась. Соловей, Тебе одна лишь колючка досталась.
Говор вод в истоках звездных знайте – вспомнит о мольбе той мечты, что в зорях слезных всхлипывала вслед судьбе. О, моей отчизны воздух, Не взропща – возьми к себе,
Не взропща – возьми к себе!
Что милей – страна ль родная? Ах, милей родной народ! Молоко и кровь святая, время вас не изживет. Родина – она уйдет.
Молоко – не пропадет.
Брызгами взвиваясь ввысь, во тьме ночей, вниз по лестнице камней – бежит ручей. Камни спят и дерева, и горы спят, но по влажным валунам спешат-бурлят слезы гор, то тихо, жалобно журча, то в рыданьях заходясь и грохоча... А когда забрезжил свет в проемах круч и на плачущую гору глянул луч, Диво, взор его зажегся, как хрусталь, алой кровью озарились близь и даль. Так услышь и соловья мольбу в тиши, брось свой взгляд на тихий свет его души. Через горы-долы прилетев домой, неужели он в краю родном чужой? Помнит он чужбины солнце вдалеке, мхи-лишайники, озера в тростнике, свежий воздух, птичий звон, летящий вдаль, вольной воле поверяющий печаль. Переждав за морем зиму и мороз, песни странные с чужбины он принес.
Хоть знали все, что я на свете был, я неизвестен был в своей стране. Жил-был, но этой доли не избыл, – умру никем в родимой стороне. Горели от любви Меджнун, Фархад, пройдя сквозь пламя, имя обрели, меня же, кто в огне пылал стократ, на родине – горевшим не сочли! Подумать только: средь родной земли
они меня горевшим не сочли!
Надеждой или почестью какой судьба людей питает без числа, моя ж судьба и левою рукой ни крохи хлеба мне не поднесла. Иным – почет, надежды без числа,
мне – крошки хлеба жизнь не поднесла!
Любить отчизну так, как ты, – удел безумных, мне твердили. Видит Бог, порой краснел я, и порой бледнел, но жить, как все, не выучился впрок. Жить, как они, не научился впрок! Красавицы моей отчизны, вас, о, звезды упованья моего, я столько раз искал в рассветный час, но не обрел в исканьях никого. О звезды упованья моего,
вовеки не обрел я никого!
Отчизны сокровенный ветерок! Прислушиваясь день и ночь к нему, ни боли песен я постичь я не смог, ни радости теперь уж не пойму. Где вдохновенья пик и где исток животворящей той, святой воды? Колена преклонив, я изнемог, лил слезы, – все напрасные труды. Нет вдохновенья – тщетны все труды! Родник отчизны! Родины родник! Всю жизнь искал я твой живой исток. Уж похорон моих подходит миг, а савана я окропить не смог. Какая боль!
Как странно мне, о Бог!
И савана я окропить не смог!
|
