***
Спотыкаясь в уродство корней
(если сыпятся в осень), скитаясь
по волшебной тоске деревень,
проглядеться под сумрак на залесь
и рассыпаться в солнцах росы,
так смертельно искать — и забыться,
на луне, на пустыне остыть
и глаза опалить об зарницы.
Знать, что тучи, как сказки, ползут,
задевая себя друг под другом,
всё гадать на косую грозу
и стремиться в рискованный угол.
1958
***
Вымершим миром, немым отпечатком
тучи стынут на вогнутом небе,
слово — как тупость, и ветер из кадки
плещет ливень в оглохшую невидаль.
Памяти нет, ни мечты и не времени,
выпали мысли, остались глаза,
сплошной можжевельник сжимается в темень,
сосны и тени по жутким лесам.
Нет ни тебя, ни его, и в корзине
листьев <и> сучьев, свалившись на дно,
светит луна — ни отнять, ни унизить,
ни потерять, ни понять не дано.
1958
***
о паутина лампы — ламма,
утильщик, бестия, вечерний
сосед, когда в канале слабом
дом за решеткою матерчат,
когда и камень-бык не тверже
цветка, бегущего из астмы,
когда в ветвях застыло: Боже!
одеждой скрытое цветастой,
когда трясет булыжник зданья
и рань озвучили колеса —
как от колодезных гаданий
ты уберегся?
какие муки охраняли
твое вино в бутылках старых
о вопль родов на краю
души, копеечной той лужи,
что треплет дом, где деревянный ужин
мною оттягивает крюк
'1963
Всяческие размышления
Сонет
Уже не дрогну я за два хваленых слова
и не сторгуюсь за тепло под боком.
Как холст сшивают ниткою суровой,
таков пейзаж: буксир, туман, барокко.
Мне, словно зеркало, удвоит одинокость
объем души и предночного крова.
Мое дыханье в этом мире ровно:
все голуби летят в пространство окон.
Когда в потемках перед снегопадом
я говорю, слова мои — неправда,
и лжет душа, и мне приносит вдоволь
глухих озер, сырых камней и лодок,
и знаю я, что я во всем недолог
и что умру, когда исчезнет слово...
16 ноября 1963 г.
***
тонкорукие птицы
убитою тенью
стучали
где сидел я под Бога ладонью
дорожной забрызган печалью
и в полдень казалось
прозрачные руки огня —
то, что после ожило
в глазах ушедшего коня
1965
1 × 7
Подкравшись со спины, глаза мои печальные закрой
ладошками (потом я буду целовать их),
чтоб узнавал я: что за баловница? и чье бедро я щупаю рукой?
Нет, я не дорожу своей тоской,
Бог с ней, с тоской, вслед за одной — другая!
Откуда вдруг повеяло рекой
и земляникою? ах, ты здесь, дорогая!
Москва, лето, вечер (1968)
