Просмотр кода страницы Записи и выписки/V. От А до Я

{{Отексте
| АВТОР                 = [[Михаил Леонович Гаспаров]]  
| НАЗВАНИЕ              =[[Записи и выписки]]/V. От А до Я
| ЧАСТЬ                 = 
| ПОДЗАГОЛОВОК          = 
| ИЗЦИКЛА               = 
| ИЗСБОРНИКА            = 
| СОДЕРЖАНИЕ            = 
| ДАТАСОЗДАНИЯ          = 
| ДАТАПУБЛИКАЦИИ        = 
| ЯЗЫКОРИГИНАЛА         = 
| НАЗВАНИЕОРИГИНАЛА     = 
| ПОДЗАГОЛОВОКОРИГИНАЛА = 
| ПЕРЕВОДЧИК            = 
| ИСТОЧНИК              =[http://flibusta.net/b/244208/read flibusta.net] [http://royallib.ru/read/gasparov_mihail/zapisi_i_vipiski.html#0 royallib.ru] 
| ДРУГОЕ                = 
| ВИКИПЕДИЯ             = 
| ИЗОБРАЖЕНИЕ           = 
| ОПИСАНИЕИЗОБРАЖЕНИЯ   = 
| ПРЕДЫДУЩИЙ            = [[Записи и выписки/IV. Верлибр и конспективная лирика|IV. Верлибр и конспективная лирика]]
| СЛЕДУЮЩИЙ             = [[Записи и выписки/VI. Врата учёности|VI. Врата учёности]]
| КАЧЕСТВО              = 
| НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ       =
}}
[[Категория:Михаил Леонович Гаспаров]]
==Записи и выписки==
<!--* [[Записи и выписки/I. От А до Я|I. От А до Я]]  —  7.
    
* [[Записи и выписки/«Ода на победу» М. Тарловского |«Ода на победу» М. Тарловского]] — 31. 

* [[Записи и выписки/Gesta Romanorum|Gesta Romanorum]] — 44. 

* [[Записи и выписки/Моя мать|Моя мать, мой отец, мое детство, война и эвакуация, школа. «Ликид»]] — 71
    
* [[Записи и выписки/II. Интеллигенция и революция|Интеллигенция и революция]] — 84
:Примечание филологическое —  88
:Примечание историческое —  91
:Обязанность понимать —  95
:Филология как нравственность —  98
:Примечание псевдо-философское —  100
:Прошлое для будущего —  102
:Примечание педагогическое —  106
:Критика как самоцель —  109
* [[Записи и выписки/III. От А до Я 113|III. От А до Я 113]]
* [[Записи и выписки/Письмо из Италии|Письмо из Италии]] — 126. 
* [[Записи и выписки/Сны О. Седаковой|Сны О. Седаковой]] — 137. 
* [[Записи и выписки/«Пандемониум Иеронима Нуля» В. Маккавейского]] — 145. 
* [[Записи и выписки/Из разговоров С. С. Аверинцева|Из разговоров С. С. Аверинцева]] — 164. 
* [[Записи и выписки/Юбилей|Юбилей]] — 186.
    
[[Записи и выписки/IV. Верлибр и конспективная лирика|IV. Верлибр и конспективная лирика]]
 189
    Верхарн — 194. А. де Ренье — 202. Мореас — 209. Приложение: Поль Фор — 212
    V. От А до Я 220
    Сказка о мешке — 233. Письмо из Вены — 237. ИМЛИ, Сучков. Самарин, Соболевский — 250. «Фауст» Овчинникова — 272
    VI. Врата учёности 305
    Античность 309
    Стиховедение 314
    Переводы 319
    Критика 326
    Семиотика: взгляд из утла 329
    Ответы на анкету журнала «Медведь» 332
    VII. От А до Я 336
    Dies irae — 353 «Отрывок из греческой трагедии» — 358. Воспоминания о Сергее Боброве — 385
  
  
''У меня плохая память. Поэтому когда мне хочется что-то запомнить, я стараюсь это записать. Запомнить мне обычно хочется то же, что и старинным книжникам, которых я люблю: Элиану, Плутарху или Авлу Геллию, — интересные словесные выражения или интересные случаи из прошлого. Иногда дословно, иногда в пересказе; иногда с сокращенной ссылкой на источник, иногда — без. Сокращений я здесь не раскрывал: занимающимся историей они понятны, а остальным безразличны. Я не собирался это печатать, полагая, что интересующиеся и так это знают; но мне строго напомнили, что Аристотель сказал: известное известно немногим. Я прошу прощения у этих немногих. Эти записи и выписки печатались в журнале «Новое литературное обозрение». Для книги я добавил к ним несколько статей на ненаучные темы — писанные по заказу, они тоже когда-то кого-то интересовали — и несколько экспериментальных стихотворных переводов, сделанных для себя.''
{{indent|20}}''М. Л. Гаспаров''
</poem> 
-->

==V. От А до Я== 


{{Эпиграф2|Если эпиграф покажется вам уже слишком глуп, то вместо Гете подпишите Тик, под фирмою которого всякая бессмыслица сойдет.|(И. Киреевский — матери, СС 2, 228)}}


{{Эпиграф2|Кто вопрошает богов о том, что можно знать посредством меры, веса и счета, и о тому подобных вещах, тот поступает нечестиво.|Socr. ар. Xen. Меmor.}}


{{poemx1||А собака лаила
На дядю Михаила,
А что она лаила —
И сама не знаила.
|Частушка}}


'''А''' Алфавитный указатель к двухтомнику С. Острового начинается «А было это…» и еще 10 стихотворений, начинающихся с А (Последнее: «А что такое есть стихотворенье?..»). Тютчев стал начинать стихи с «И», а Островой с «А».

'''Абендландия''' называл Европу Мирский в письмах к Сувчинскому.

«'''Авангард''' 1920-х гг. низвергал традицию, авангард 1980-х ей подмигивает» (тезисы И. Бакштейна).

«'''Авангард авангарда''', одержимый всеми неврозами разведчика неверных путей…»

'''Академический авангардизм''' Улицы в Режице, Ю. М. Лотман говорит: «Конечно: если эта — Суворова, то вон та будет Маяковского, а между ними — Жданова», совсем как у позднего Брюсова.

'''Азбука''' Ст. Спендер предлагал ЮНЕСКО начать опыт мирового правительства со снятия таможенных барьеров между странами на одну букву, например, Либерией, Лапландией и Люксембургом (A. Koestler).

'''Азбука''' На телеграфе: «А международную в Болгарию тоже латинскими буквами писать?» — «Обязательно». [220]

'''Алфавит''' Персидский великий визирь Абул Касем Исмаил (X в.) возил за собой свою 117000-ную библиотеку на 400 верблюдах по алфавиту.

'''Анаграмма''' Кто-то из моих собеседников обнаружил у А. Одоевского, в «Браке Грузии с Русским царством» подтексты сталинской оды Мандельштама — не только «ось мира», но и анаграммы Сталина и Гори.

'''Авторитарность''' Бахтин в борьбе с авторитарностью утверждает свою авторитарность: я чувствую, как надо мной идет борьба за власть (постструктуралистская тема), а у меня от нее чуб трещит. В диалоге я утверждаю не собеседника как личность, а себя как не-личность. Очень хорошо: всякое мышление есть отмысливание от себя — всего мира, своего тела, своих мыслей, когда они познаны. Мыслю — следовательно, не существую, потому и стараюсь мыслить. Когда Бахтин понуждает меня к диалогу, он словно затыкает мне рот и говорит «говори» — словно бог, который дал мне свободу воли и сказал: вот теперь изволь свободно любить меня.

Автор «Если «смерть автора», то, вероятно, и Деррида тоже нет? — Нет, говорят, Деррида только и есть, а это всех остальных нет» итд. (Т. Толстая, Ит. 1996, 21).

Анамнез в значении «амнезия» пишет д. ф. н. М. Новикова (титул выписан) в ЛГ, 1992.17.06.

Академик Выбран в академики. «А времени в сутках вам за это не прибавили?» — спросил НН.

Аполлон Восп. В. Белкина, художника: «…в «Аполлоне» все были какие-то умытые…» (В. Лукн., 95).

Архив Евд. Никитиной (РГАЛИ), автобиографии. В. И. Бельков, крестьянский поэт, в 150 км от Барнаула, был в городе за всю жизнь раз 10, в том числе один раз в кино. Д. Е. Богданов из Липецка — одно время увлекался собиранием фамилий английских лордов из книг, газет и журналов, насобирал несколько сот. М. М. Бодров-Елкин из Волоколамского уезда: «Под наблюдением моим Древа, цветы цвели и вяли». (Не помню кто): «Сейчас мне 23 года, проживу еще лет 20».


АВИЗОВ Алексей Жданомирович род. 16 мая 1832 в Ванчуковске. Один из величайших росамунтских романистов. Считается основателем «бытовой» или «естествоиспытателъской» школы в росамунтской письменности — школы, которая, по выражению Сахарина, служит соединяющим звеном между «государственномудролюбческим» направлением Ванцовского кружка годины Великого Возрожде[221]ния Росамунтии и романистами-душесловами 80-х гг… Завязки и развязки романов А. весьма сложны и запутанны, но всегда правдоподобны. Они свидетельствуют о богатстве фантазии автора. Все среды и быты, описанные А., необыкновенно ярко и верно нарисованы… Слог его — точный, тщательно отделанный, однообразный и холодный. А. очень плодовитый писатель, и тем не менее, во всех его, почти всегда длинных рассказах царит беспечное разнообразие. Он начал писать, будучи уже 30 лет, в 1862 г. Главнейшие его романы: «Два друга» (1867), роман в 3 т, …«Рабы промышленности» (1868), «Жильцы пятиэтажного дома» (1872), «Отвлеченный товар» (1874), «Около стихий» (1877), «Царство ножа» (1880), «Среди приличий» (1883), «Подозрительные люди» (1884), «Народное стадо» (1887), «Г-н зайчишка или стадное начало в миниатюре и без прикрас» (1888). Все его сочинения (изд. 1890) составляют 15 т. В судьбах А. много странного и необычного. Его отец был какой-то загадочной личностью, вероятнее всего, какой-нибудь еврей. Он неведомо откуда пришел в 1827 г. в Ванчуковск, назывался Жданомиром Алексеевичем, неизвестно, к какой народности принадлежал, а по религии был последователь сведенборгианской секты… Сын поступил… в Ванчуковское всеучилище, в бытописно-словесную коллегию. Вскоре он познакомился и сблизился с ровесником своим Ванчуком Билибиным… окончательно стал деистом, материалистом и детерминистом, что подчас явствует в его писаниях… «Два друга» были встречены публикой с восторгом и раскупались нарасхват (см. об этом у Сахарина, «Течения росамунтской письменности XIX в.», гл. 5). За этот роман Общество росамунтских поэтов и писателей избрало его своим членом. За роман «Около стихий» оно венчало его липовым венком (в 1877 г.), за роман «Подозрительные люди» — буковым венком (в 1884)». — РГАЛИ, 259. 1. 3: И. Коневской, Краткие сведения о великих людях… Росамунтии в виде словаря, 1893. Среди других: Аранский Вл. Пав., писатель и мудролюбец; Аранский Яков Алдр., обсудитель письменности и общественный писатель; Арнольфсон Альфр. Карл., детоводителъ; Билибин Влад. Яросл., человековед и мудролюбец; Боримиров Алдр. Алдр., гос. человек, приказатель внутренних дел, — Ванец Конст. Феод., розмысл и величиновед; Ванчуков Ив. Пимен., действописатель; Векшич Бор. Ник., мудролюбец и душеслов; Главенский Лаврент. Серг., гос. домостроитель; Грушин Порф. Серг., животнослов; Кашин Леонт. Серг., смехотвор, лицедей-веселодей; Кессарский Петр. Петр, рукоцелителъ; Мамонтов Викт. Анд., заморник; Нитин Дим. Ванч., травовед; Одноруцкий Ив. Порф., сельский хозяин; Понявин Бор. Алдр., резовед; Тропович Орест Ром., душецелитель; Хороблович Ив. Бор., мореплаватель и рыбослов; Черновранов Анд. Анд., вирталонист (так!); Шевелинский Диом Арк., врач — женослов, и др. Ср. ПЕРЕПИСКА.


Аканье Льва Толстого: имена «Каренина» вместо «Кореньина», «Каратаев» вместо «Коротаев». Впрочем, кто-то говорил, будто фамилия Анны — от греч. carene, «голова», и делал выводы о рационализме и иррационализме.

Аннигиляция «Мандельштамовские чтения», 40 докладчиков, среди них Кожинов и Померанц. «Произойдет аннигиляция», — сказал С. А. — «Ну, когда не одно столкновение, а сорок в квадрате, то это страхует от взрыва», — ответил собеседник. Это была та конференция, на которой было объявлено: «Стихотворе[223]ние «Мы живем, под собою не чуя страны» впервые у нас на печатано 7 января 1988 г. в газете «За автомобильно-дорожные кадры», так что можете цитировать спокойно».

Апатия «Ленинград мне апатичен — какая-то в нем укоризненная чистота» («Гарпагониада»).

Аполитизм Маяковского: у него нет прямых откликов ни на троцкизм, ни на шахтинское дело, его публицистичность условна, как мадригал (сказала И. Ю. П.).

Адресат Цветаева к «Из двух книг» писала: «говорите о своей комнате, и сколько в ней окон, и какие цветы на ковре…» Какая уверенность, что у каждого пишущего стихи есть комната, и даже с ковром. Когда готовили дом-музей Цветаевой, то много спорили, воспроизводить ли в нем предреволюционную роскошь или пореволюционную нищету; выбрали первое. Я сказал: «Полюби нас беленькими, а черненькими нас всякий полюбит».

Алкивиад «Пуританским Алкивиадом» называл Ю. Иваск Лоуренса Аравийского.

Аспирантка У нее крепкие научные зубы и узкое научное горло: она выкусывает интересные куски, а переваривать их приходится за нее. «Л. Андреева мучила миросозерцательная изжога от поглощаемых метафизических проблем», писал Степун.

Атеизм «Нет Бога, значит, все позволено» — логика школьника, задав ленного родителями и учителями. У того же Достоевского Кирилов делал совсем другой вывод.

Аномалия (Билиньский) В гомеровских, генократических состязаниях наградой победителю была вещь; в VI в., в плутократических состязаниях наградой были венок и слава. В награду выделяется аномалия; ср. ИСКРЕННОСТЬ.

Абстракционистская литература (записано при советском классицизме) — действуют люди, а разговаривают совершенно как треугольники.

Аршин «Догматическая наука мерит мили завещанным аршином, а харисматическая наука мерит мили новоизобретенным аршином, вот и вся разница».

Архаисты и новаторы Традиционализм закрытости — это хранение результатов, новаторство открытости — хранение приемов. «Никакая программа не революционна, революционна бывает деятель[223]ность», т. е. смена программ (Б. Томаш., «Форм. метод», в «Совр. лит», 1925, 150). Ср. сентенцию Волошина: свободы нет, есть освобождение.

Афины и в них почет и льготы потомкам тираноборцев Гармодия и Аристогитона. Я вспомнил об этом, услышав от К. К. Платонова, что в ленинградском доме политкаторжан в распределителе висело объявление: «Будет выдаваться повидло по полкилограмма, цареубийцам по килограмму».

«Афоризмы — это точки, через которые заведомо нельзя провести никакую линию», — сказал А. В. Михайлов.



Вы сами козырь и на вид ерза —

Не скозыряйте только под туза.

«Фауст»

Балет «Почему в России при всех режимах писать о балете было опасно? Н. написал о Григоровиче: он гений, но сейчас в кризисе; я бы за такой отзыв ручки целовал, а Григорович требует сатисфакции».

Басня «А вот Крылова мы с парохода современности не сбросим», говорил Бурлюк, по восп. Тауфера.

«Бездарным праведником» называл Толстого Скрябин (восп. Сабанеева, СЗ 69, 1939).

Бессознательное есть табуированное, т. е. не биологическое, а социальное явление: если в XX в. секс перестал табуироваться, значит, он перестал быть бессознательным, а в бессознательное ушло что-то другое. Что? См. концовку рассказа Ст. Лема «Sexplosion».

«Благовоспитанный человек не обижает другого по неловкости. Он обижает тол ко намеренно» (А. Ахм. у Л. Чук, II, XVII).

Ближние и дальние К. Краус: «Кокошка нарисовал меня: знакомые не узнают, а дальние незнакомые узнают».

Бремя Русское бремя белых перед Востоком и бремя черных перед Западом.

Бородино Битву Александра при Гавгамелах греки предпочитали называть «при Арбеле», по более дальнему городу, — потому что благозвучнее. Так французы называют Бородино «битвой под Москвой». Бородино было орудийным грохотом от рассвета до конца, артиллерийской дуэлью, а драгуны с пестрыми значками, уланы с конскими хвостами высыпались в атаки, [224] лишь чтобы проверить результат пальбы. А именно артиллерия — налаженная Аракчеевым — была у русских едва ли не сильней французской. Больше всего это было похоже на Курскую дугу.

Бог Художница Ханни Роско говорила о нем: «Ему бы восьмой день!»

Бог «Неважно, верите ли вы в Бога, важно, чтобы Бог верил в вас», — сказал духовник НН. Ср. РЕЦЕПТИВНАЯ ЭСТЕТИКА

Богоматерь Собеседница уверяла, что сама слышала в дни Дрезденской галереи, как женщина спрашивала сторожиху при Сикстинке: «Почему ее изображают всегда с мальчиком и никогда с девочкой?» Оказывается, любимый феминистский анекдот — тот, в котором Богоматерь отвечает интервьюеру: «…а нам так хотелось девочку!»

Бок (Объясняю покойному ФСН.:) «Падение нравов не повинно в гибелях империй, оно не умножает, а только рокирует пороки. При Фрейде люди наживали неврозы, попрекая себя избытком темперамента, а после Фрейда — недостатком его; общее же число невротиков не изменилось. Вероятно, соотношение предрасположенностей к аскетизму, к разврату, к гемофилии и пр. всегда постоянно, и только пресс общественной морали давит то одни участки общества, то другие. Это общество как бы ворочается с боку на бок. Кажется, Вл. Соловьев писал, что успехи психоанализа сводятся к тому, чтобы уменьшить клиентуру невропатологов и умножить клиентуру венерологов».



Я — Лир, король без королевства:

Сперва я видел плохих людей хорошими,

Потом вовсе не видел хороших людей,

А потом увидел, что их немало —

Корделия, Эдгар, шут…

Но с ума я сошел тогда,

Когда заглянул за кулисы

И увидел, как шут снимает колпак

И переодевается Офелией.

Значит, хороший человек — всего один,

Только надевает разные маски,

Чтобы мы не теряли надежды.

Кл. Лемминг

Быть может «Данте он мне никогда не читал. Быть может, потому, что я тогда не знала еще итальянского языка» (А. Ахматова, «Модильяни»). [225]

Бы «Н. хороший ученый? — Он мог бы, но ему некогда». О другом Н. приходится объяснять: у него очень много эрудиции и очень много энергии, но почему-то они не помогают, а мешают друг другу.

Бы Реконструировать поэта по «я чувствовал бы так» — все равно что больного по «я болел бы так». Этому противоположна Гиппократова филология.

Бы Если бы Каменский-младший не был неудачен при Рущуке в 1810 и не умер в 1811 (в 35 лет), то он был бы командующим в 1812, действовал бы наступательно, и история Европы была бы иной (Греч, 343).

Бы (В. Викери, в разговоре). Если бы Лермонтов не погиб и решился бы уйти из армии, он не удержался бы в столице — по бедности, — и жил бы в деревне, предтечей Фета и Толстого. Так и Пушкин, идя на дуэль, надеялся поплатиться ссылкой в деревню. Хотя помещики из них получились бы плохие.

Бы «А что писал бы Пушкин, проживи он на десять лет дольше?» А что писал бы он, проживи он на двести лет дольше? Вопрос одинаково неправилен.

Бы Я не раз прикидывал, что было бы с Пушкиным, если бы в декабре 1825 повстанцы победили. Получалось: он пережил бы и смуту, и диктатуру Пестеля; первым человеком в русской литературе стал бы Булгарин; Пушкин бы с ним жестоко спорил; и погиб бы около 1837 г., возможно, что на дуэли. А. В. Исаченко делал доклад на конгрессе славистов: что было бы, если бы Россию объединила не Москва, а Новгород; получалась очень светлая картина. (Я предпочитал воображать, что Россию объединила бы Литва.) Такими упражнениями любил заниматься Тойнби: что было бы, если бы Тимур в своем маркграфстве не поворотил фронт на Персию, а продолжал бы бороться со степью, как ему и было положено? Тогда мы сейчас имели бы на территории СССР государство приблизительно в границах СССР, только со столицей не в Москве, а в Самарканде.

Бы Именно такие рассуждения в стиле Кифы Мокиевича Г. Успенский обозначал незабвенным словом «перекабыльство». А Ю. М. Лотман — словами «многовариантность истории».

Биография Мандельштам писал: у интеллигента не биография, а список прочитанных книг. А у меня — непрочитанных.

«Беспокойство мысли — Герцен, беспокойство совести — Огарев, беспокойство воли — Бакунин» (зап. О. Фрелиха в РГАЛИ). [226]

«Это бессмысленница» писал на сочинениях Я. Г. Мор, преемник Анненского по директорству в Царском Селе (восп. А. Орлова в РГБ).

Бессознательное «— А я в Москве увижу мсье Кормилицына! — думала дама (она этого не думала, но я знаю наверное, что думала). — А я в Москве увижу мадам Попандопуло! — думал кавалер (и он тоже не думал, но думал)». — Щедрин.

Более-менее «У вас есть дипломаты, более европейские, чем Европа, и менее русские, чем Россия», — говорил Рейсс, германский посол при Сан-Стефанском мире (Мещерский, II, 383). Ср. С. Кржижановский: «Это более, чем менее? Знаете, это менее более, чем более или менее».

Бегеул чагат. То же, что алгвазил. Ни бегеули мои не имают людей Спасских в сторожу, ни в корму: ИГР, IV, прим. 328 (Акад. сл. 1847).

Блат Богат мыслит о злате, а убог о блате. — Пословицы XVII в., изд. П. Симони, с. 78.

Бузина и дядька Стиль Л. Добычина, удивленно-каталогизаторский, — точная копия II симфонии Белого (а проза Кузмина — окольная копия). А стиль II симфонии (это отметил Н. Валентинов) — от учебника Марго: «моя сестра не выучила урок, а в саду соседа расцвела роза».

Брюки (АиФ 95, 17): «Ленин на субботнике под бревном был одет по-простому, в зеленых брюках».



Да, если блажь найдет на мудреца

Смудряться над премудростью ребячьей,

То впрямь сглупит, и глупостью ходячей

Потом промает век свой до конца.

«Фауст»

Вашингтон на долларе потому так мрачен, что во время позирования он разнашивал зубной протез.

Временно исполняющий обязанности (время кончилось, а обязанности остались). По-русски: подставное лицо. Я уже заместитель самого себя.

«Воспоминания — фонари из прошлого, проясняющие пройденный путь и бросающие свет на будущий». Свет ли? ведь перед ногами идущего — собственная тень от света прошлого.

Воспоминания Было четверостишие Арго (о рапповских временах): «Подняв из-под архивной пыли Сей пожелтелый старый бред, Не го[227]вори с тоскою: были, Но с благодарностию: нет». А о чем можно с уверенностью сказать «нет»?

Вечные ценности Это как у нас возрождают семью и одновременно — Христа, сказавшего «не мир, но меч», (Мф 10, 34–36) — а кто помнит, по какому поводу?

Вечные ценности Они напоминают те вечные иголки для примуса, о которых Ильф писал: «но я не хочу, чтобы примус был вечен!» — «Вечные образы, этот паноптикум Тюссо в литературе», выражался Брехт.

Вечно На международной цветаевской конференции вспомнилось, как Тиняков определил: Гиппиус — это вечно-женственное, Ахматова вечно-женское, Л. Столица — вечно-бабье… («А о ком еще было сказано: вечно-бабье? О России: так сказал Бердяев, имея в виду дух восприимчивости и пр.»). Но на этой конференции я вспоминал вечно-бабье всеминутно и безотносительно к России. «Как прошла конференция?» — спросил Флейшман. «На уровне Харькова». — «Тогда хорошо».

Вечность На юбилее НН. произнесли восточное пожелание: «Если хочешь быть счастливым час — закури; если день — напейся; если месяц — женись; если год — заведи любовницу, если всю жизнь — будь здоров!» В. С. добавил: если всю вечность — умри.



И вечность — бабушка души.

Д. Суражевский: строчка, запомнившаяся О. Мочаловой

Век живи Из притчи: душа все время учит человека, но не повторяет ни одного урока. Ср. ИСТОРИЯ.

Вера «Иные думают, что кардинал Мазарин умер, другие, что жив, а я ни тому, ни другому не верю» (Вяз., ЛП, 30).

Вера «В Бога верите?» — «Верю». — ? — «Ну, не так, конечно, верю… Некоторые верят ну прям взахлеб…» (М. Ардов, Окт. 1993, 3).

Вера «Я служила в ГАИЗе, но была агностиком: это не мешало совести. Я считала, что верить в бога и быть уверенным в его существовании — безнравственно, потому что корыстно» (из писем Н. Вс. Завадской).

Вера «…а у нас вместо опиума для народа — суррогат».

Виноград см. ДЕМОКРАТИЯ.

Верлибр Я писал статью о строении русской элегии, перечитывал элегии Пушкина и на середине страницы терял смысл начала, [228] так все было гладко и привычно. Чтобы не перечитывать по многу раз, я стал про себя пересказывать читаемое верлибром, и оно стало запоминаться.

Верлибр «Главное — иметь нахальство знать, что это стихи» (Я. Сатуновский).

Верлибр Олдингтон говорил: если бы Мильтон писал верлибром, он бы писал лучше.

Внушение Р. Штейнера обвиняли, что перед Марной он встретился с Мольтке-мл. и нечаянно возбудил в нем стратегическую бездарность (J. Webb).

Взов «Наши взовы к властям предержащим», говорилось на собрании в ЦДЛ.

Вакуум Рахманинов говорил: «Во мне 85 % музыканта и 15 % человека»; я бы мог сказать «во мне 85 % ученого…», но сейчас этот процент ученого быстро сокращается, а процент человека не нарастает, получается в промежутке вакуум, от которого тяжело.

В лицо Сон А. Приходит покойная свекровь, удивляется, что из ее комнаты вынесены вещи, спрашивает свои документы, и неудобно ей объяснять, что она уже мертвая. То же снилось ей и после смерти ее матери. И вправду: многим живым в лицо тоже трудно сказать, что они уже мертвые. Мне до сих пор не говорят.

Вымышленное лицо Доска на главной улице в Варшаве: «В этом доме в 18** гг. жил пан Вокульский, вымышленное лицо, бывший повстанец, бывший ссыльный, затем варшавский житель и коммерсант, род в 1832 г.»


Главк Сминфиад отличался скромностью во хмелю. Однажды, когда на исходе симпосия Херсий, взявши его за грудь, начал, по обыкновению своему, вопрошать: «А ты кто такой?», то Главк, побледнев, но нимало не смутившись, ответствовал: «Я — вымышленное лицо».

Апокриф


Vixerunt В Баденвайлере на доме, где умер Чехов, висит доска: «Здесь жил Чехов».

«В среднем 70 % от этого умирают», сказали Якобсону перед последней операцией; он ответил: «Я ни в чем никогда не был средним» (От Поморской, через Ронена). [229]

Волнительный — это слово К. Федин с огорчением нашел в статьях Льва Толстого.

Волга «Ив. Серг., да вы ведь и Волги не видали!» — говорил Тургеневу Пыпин (ИстВ 1916, 4, 155). Блок в России видел кроме Петербурга, Москвы и Шахматова только Киев в 1907 г. и Пинск в войну (В. О., 357).

Воздаяние «Зрелище полей, обещающих в перспективе разве что загробное воздаяние» (Щедрин). «То-то у нас сейчас и происходит религиозное возрождение!» — отозвался И. О.

Воскресность «Он человек добрый, только никаких воскресностей не дает» (РСт 66, 1890, 81).

Воспитание Семья должна заботиться, чтобы человек отвечал требованиям общества, какие были 20 лет назад, улица — требованиям сегодняшним, школа — требованиям, какие будут через 20 лет. Сейчас хуже всего делает свое дело школа.

Воспитание должно говорить «смотри туда-то», а не «видь то-то». Толпа, которая вперена в одно и шелестит друг другу о разном.

Возмущающая роль исследователя в филологии — это и называется вкус.

Вещь В. Адмони: «Анненский — поэт вещи? не сказать ли: меблировщик (декоратор) души?»

Вещь Ф. Сологуб на юбилее говорил: в старости привыкаешь относиться к себе как к вещи, которая нужна другим. Как к вещи, которую рвут из рук в руки и все никак не доломают. Я готов быть и молотком и микроскопом, но не попеременно.

Вергилий — поэт, который мог бы сказать «отечество славлю, которое есть, но трижды — которое будет». Внимание к Марцеллу, Палланту и другим молодым было для него тем же, чем для Маяковского «Комс. правда».


Главк Сминфиад отличался кротостью и миролюбием. Когда Херсий Херонейский и Дионисодор Феспийский побранились при нем о некотором месте из Диомедовой книги «Илиады» и обратились к нему, он им ответил так «А у меня есть «Илиада» с картинками!»

Апокриф


Главное слово Дочь проходила мимо курятника, взяла и закудахтала — просто так, от нечего делать. Куры переполошились, высыпали [230] на улицу и с криком бросились к ней. Видимо, она сказала им что-то очень важное, а что — сама не знает.

Главные вещи Трех главных вещей у меня нет: доброты, вкуса и чувства юмора. Вкус я старался заменить знанием, чувство юмора точностью выражений, а доброту нечем.

Геометрия С Н. трудно не оттого, что он перекошен в другую сторону, а оттого, что он уверен, будто он — прямоугольник

Геометрически-проволочный стиль Кржижановского ближе всего к Замятину, только не с бунтом, а с приятием.

Гиперболизация приема В переводе «Гоголя» Набокова следовало бы гоголевские цитаты сохранить на английском языке, потому что ради них и написана вся книга. Это было бы то же самое, как А. Эфрос переводил Сандрара: «сторож, обутый в valenki…»

Гид Набоков был нецерковен: «к Богу приходят не экскурсии с гидом, а одинокие путешественники».

Годовщины «Грядущей смерти годовщину меж их стараясь угадать» — Пушк. Словарь не отмечает этого необычного обратного счета годовщин. Ср. «Недвижимо склоняясь и хладея, Мы движемся к началу своему» — хотя ожидалось бы «к концу». Не отсюда ли у Мандельштама, что мы в детстве ближе к смерти, чем в наши зрелые года?

Годовщины Гумилев говорил Шилейке, что умрет в 53 года (В. Лукн., 138). Это был бы 1939 год. Шенгели в 1925 читал лекцию, среди лекции почувствовал себя в тяжелом трансе, будто его ведут на расстрел, но выдержал и дочитал до конца. В перерыве к нему подшел Б. Зубакин: «дайте вашу ладонь». Посмотрел: «Ничего, вы проживете еще 12 лет». Это был бы 1937 год (Письма Ш. к Шкапской). «Ночь, улица, фонарь, аптека» писано в 1912; «Живи еще хоть четверть века» — т. е. опять-таки до 1937.

Годовщина Кто сказал, что мы празднуем не годовщины событий, а годовщины их годовщин? Особенно это было видно, когда Лужков справлял 850-летие Москвы как годовщину ее сталинского 800-летия, которое он (и я) видел мальчиком.

Газета (НиЖ 91, 2) В Карелии, чтобы отвлечь домового от лошадей в конюшне, вешают на стену газету вверх ногами.

Галлицизмы «делать знаки», «бросился исполнить приказание», «НН находится с вами» («Галатея», 1839, 11, 215).


И. Г. Покровский, О неправильностях языка у русских писателей, «Москв.» 1853, 9, 10, 21, 22, 23. Ревность означает усердие, ревнивость — подозрительность Около [231] значит вокруг: «остановился подле нея», а не «около нея». Вследствие — приказный прозаизм. Спинной хребет — тавтология, вместо спинная кость. Не жест, а телодвижение, не поза, а телоположение. Слова недовольство нет, а если бы было, значило бы бедность, скудость. Лучше уж черезчурие, чем утрированность. Советчик — новое слово, лучше уж советыватель. Вместо вонь в приличном обществе говорят зловоние. Новые слова: приятельство, непроглядный. Не людской род, а человеческий, потому что «люди» — уже родовое понятие. Не всклокоченный (от клокотать), а всклоченный. — А Писемский упрекал Майкова, что воркотня может быть производным только от ворковать.


Нарах legomenon Б. Окудж, «Считалочка для Беллы» («Арбат, мой Арбат». 53): «И загадочным и милым Лик ее виял живой Александру с Михаилом Перед пулей роковой…» К загадочному слову предлагаю конъектуру «вилял».

Гений Тургенев о Гончарове: Genius loci communis (П. Анненкову, 21.02.1869).

Гений П. Валери: «Талант без гения — малость, гений без таланта — ничто».

«Я не гений, но гениален», говорил Б. Чекрыгин (по Харджиеву). Ср. «По чему я не интеллигент — почему я не интеллигентен».

Гермоген патриарх, был не сладкогласив, не быстрораспрозрителен и зело слуховерствователен. (Цит. по Платонову тот же Алданов, этот Щедрин русской эмиграции, за отсутствием спроса ушедший в беллетристику, где те же мысли декорированы выдуманными персонажами, такими маленькими, что даже незаметно, что они картонные).

Герострат Вообразите: эфесский храм сгорел только по недосмотру пожарной службы, и чтобы это скрыть, сочиняют версию о поджоге, с запретом называть имя поджигателя. Такой версии обеспечен успех.

Гетто «Культурное гетто наших семинаров», — сказал Г. Г., вспоминая отделение структурной и прикладной лингвистики в МГУ. «ОСИПЛ и классическое отделение были братья по эсотерическому садомазохизму», — ответила Н. Бр.

Горох Приятно быть стенкой, об которую бросают горох: может быть, после этого из него сварится каша. (Ср. ДИАЛОГ). Вдохновение — это, наверно, когда, как в стенку, бросаешь свой горох в бога, а он летит обратно в твой котелок.

Геология «Лобзанья пью, бесстрастно пламенея, Как сталагмит лобзанья сталактита…» (из сонета В. Эльснера). [232]

Гибридизация литературная От скрещения Брюсова и Бальмонта явился Гумилев, от Брюсова и Блока — Пяст, от Брюсова и Белого — Ходасевич, от Брюсова и Иванова — Волошин. («И все они, по Фрейду, ненавидели отца», — сказала Н.) И у него еще осталось сил на старости лет произвести от Северянина — Шенгели, а от Пастернака — Антокольского. От скрещения Бальмонта и Сологуба явился Рукавишников, а от скрещения Б. Окуджавы и Ю. Кузнецова — Высоцкий.

Гибридизация литературная К. П. сказал: «Платонов скрестил Белого с Горьким». И получил Зощенко, освобожденного от комизма: каким же для этого нужно быть мичуринцем!

Гибридизация внелитературная «В честь 70-летия товарища Сталина советские селекционеры-мичуринцы приняли обязательство вывести новую породу сельскохозяйственного животного — мускопотама. Самое трудное было уговорить гиппопотама. Муха была готова на все» (из писем В. П. Зубова Ф. А. Петровскому, по памяти).

Гоп-компания Этимология: «туземный банкир, русский мужичок Богатков, принадлежащий генералу К. — это «Гоп и компания» здешнего края» (БдЧ 32 (1839), IV, 1).

Гирше, да инше Накануне Октября и Пажеский корпус, и г-н Путилов (в разговоре с французским атташе) высказывались за большевиков (Геллер и Некрич).

Головотяпство родило революцию: Февраль начался бунтами из-за бесхлебья в очередях, а после Февраля оказалось, что хлеб в столице был. Солдаты хотели мира, потому что не было снарядов, между тем оборонная промышленность работала на зависть союзникам, и только продукцию ее никак не могли довезти до фронта. А накопилось ее столько, что хватило на три года гражданской войны (Геллер и Некрич).

De trop «всего слишком много», экзистенциалистский термин, до которого я додумался (доощущался?) самостоятельно в двадцать с немногим лет. Потом я нашел этому страшному чувству веселую иллюстрацию:


Знай, о повелитель правоверных, что выехал я в каком-то году из своего города (а это был Багдад) и имел при себе небольшой мешок. Мы прибыли в некоторый город, и пока я там продавал и покупал, вдруг один негодяй из курдов набросился на меня, отнял мешок и сказал: «Это. мой мешок, и все, что в нем, — это мое!» И пошли мы к кади, и кади сказал моему злодею курду: «Если ты говоришь, что это твой мешок, то расскажи нам, что в нем есть». И курд ответил:

«В этом мешке две серебряные иглы и платок для рук, и еще два позолоченных горшка и два подсвечника, два ковра, два кувшина, поднос, два таза, котел, две кружки, поварешка, две торбы, кошка, две собаки, миска, два мешка, кафтан, две шубы, корова, [233] два теленка, коза, два ягненка, овца, два зеленых шатра, верблюд, две верблюдицы, буйволица, пара быков, львица, пара львов, медведица, пара лисиц, скамеечка, два ложа, дворец, две беседки, сводчатый переход, два зала, кухня и толпа кухонных мужиков, которые засвидетельствуют, что этот мешок — мой мешок!»

«Эй, а ты что скажешь?» — спросил кади. А я был ошеломлен речами курда и сказал: «Уменя в этом мешке только разрушенный домик, и другой, без дверей, и собачья конура, и детская школа, и палатки, и веревки, и город Басра, и Багдад, и горн кузнеца, и сеть рыбака, и дворец Шеддада, сына Ада, и девушки, и юноши, и тысяча сводников, которые засвидетельствуют, что этот мешок — мой мешок!»

И тогда курд зарыдал и воскликнул: «О кади, этот мешок мне известен, и в нем находятся укрепления и крепости, журавли и львы, и люди, играющие в шахматы, и кобыла, и два жеребенка, и жеребец, и два коня, и город, и две деревни, и девка, и два распутника, и всадник, и два висельника, и слепой, и двое зрячих, и хромой, и двое расслабленных, и поп с двумя дьяконами, и патриарх с двумя монахами, и судья с двумя свидетелями, которые скажут, что этот мешок — мой мешок!»

И я исполнился гнева и сказал: «Нет, в этом мешке кольчуги и клинки, и кладовые с оружием, и тысяча бодливых баранов, и пастбище для них, и тысяча лающих псов, и сады, и виноградники, и цветы, и благовония, и смоквы, и яблоки, и кувшины, и кубки, и картины, и статуи, и прекрасные невесты, и свадьбы, и суета, и крик, и дружные братья, и верные товарищи, и клетки для орлов, и сосуды для питья, и тамбуры, и свирели, и знамена, и флаги, и дети, и девицы, и невольницы, и певицы, и пять абиссинок, и три индуски, и двадцать румиек, и пятьдесят турчанок, и семьдесят персиянок, и восемьдесят курдок, и девяносто грузинок, и Тигр, и Евфрат, и огниво, и кремень, и Ирем Многостолпный, и кусок дерева, и гвоздь, и черный раб с флейтою, и ристалища, и стойла, и мечети, и бани, и каменщик, и столяр, и начальник, и подчиненный, и города, и области, и сто тысяч динаров, и двадцать сундуков с тканями, и пятьдесят кладовых для припасов, и Газа, и Аскалон, и земля от Дамиетты до Асуана, и дворец Хосроя Ануширвана, и Балх, и Исфахан, и исподнее платье, и кусок полотна, и тысяча острых бритв, которые обреют бороду кади, если он решится постановить, будто этот мешок — не мой!»

И когда кади услышал мои слова, его ум смутился, и он воскликнул: «Я вижу, что вы оба негодные люди и не боитесь порицаемого, ибо не описывали описывающие и не говорили говорящие и не слышали слышащие ничего удивительнее того, что вы сказали! Клянусь Аллахом, от Китая до дерева Умм Гайлан и от страны Иран до земли Судан, и от долины Наман до земли Хорасан не уместить того, что вами названо! Разве этот мешок — море, у которого нет дна, или Судный день, когда соберутся все чистые и нечистые?»

И потом кади велел открыть мешок, и я открыл его, и вдруг оказывается в нем хлеб, и лимон, и сыр, и. маслины! И я бросил наземь мешок перед курдом и ушел». И когда халиф услышал от Али-персиянина этот рассказ, он опрокинулся навзничь от смеха» итд

(«1001 ночь», 295–296).


Детектив (разговор с сыном). Не вернее ли задаться вопросом: почему неубитые неубиты?

Диалект Брат фольклориста Чистова пошел по партийной линии, и у братьев раздвоились диалекты: партийный заговорил на фрикативное h.

Диалог («Что такое диалог? Допрос» итд.). Дочь с ее психологическим образованием сказала: это мужчины обижаются на диалог, как на допрос, а женщины, наоборот, обижаются на уклонение от диалога, как на невнимание: доказано статисти[234]чески. Может быть, бахтинское отношение к литературному герою не как к сочиненному, а «как к живому человеку» тоже характернее для женщин, чем для мужчин?

Диалог Гельмгольца призывали периодически к двум дворам, Вильгельм I слушал и не понимал, Вильгельм II говорил, и Гельмгольц не понимал (Алд. Армаг. 38).

Диалог — этот жанр явился мгновенно, когда все ученики Сократа бросились писать о нем воспоминания: рой пчел, самозародившийся и вылетевший из трупа (Georg. IV).

Диалог «Книга тем и нужна, что позволяет пишущему выговориться ни перед кем, а читающему вообразить, что это направленный разговор именно с ним». (Так и представляешь на месте пишущего — Деррида с его «самого-себя-слушанием», а на месте читающего — Бахтина: встречу двух эгоцентризмов).

Диалог В каждом разговоре двоих участвуют шесть собеседников: каждый как он есть (известный только богу), каким он кажется себе и каким он кажется собеседнику; и все несхожие. До Бахтина («каждый диалог двух собеседников — это диалог их внутренних диалогов самих с собой» итд) об этом написал Амброз Бирс.

Диккенс Зощенко писал языком гоголевского почтмейстера, а Джойс языком мистера Джингля. Ср. НИБУДЬ.

Дипломатия Романтический художник, общающийся с небом через голову мещанского мира, — это тоже дипломатия дружбы не с соседом, а через соседа.

Добро «Вы, В. В., генератор доброго, а я — поглотитель недоброго».



И работу окончив обличительно-тяжкую,

После с людьми по душам бесед,

Сам себе напоминаю бумажку я,

Брошенную в клозет.

(В. Шершеневич, Эстетические стансы)

Доброта Зощенко утешал Маршака, что в хороших условиях люди хороши, в плохих плохи, в ужасных ужасны. (Восп. Е. Шварца). Вообще-то, это мысль из стихов Симонида, цитированных Платоном. Брехт: «Не говорите, что человек добр, сделайте так, чтобы ему было выгодно быть добрым». Я дважды цитировал это при Т. М., один раз она восхитилась, другой ужаснулась. Собственно, рационализм марксизма и сводился к этой брехтовской формуле, но романтизм марксизма застав[235]лял его верить, что будет чудо и недобрые все-таки переродятся в добрых.

Др. Мне снилась московская Театральная площадь и на ней мемориальный столб великим полякам: Мицкевич, Лелевель, а третий почему-то был Булгарин, и на этом месте все говорили «и др.».

Долг «Ты что ж, говорю, волк, неужели съесть меня захотел? А волк молчит, разинув пасть. Не ешь, серый, я тебе пригожусь. А сам думаю: на что я пригожусь? И пока я так раздумывал, волк меня съел. С приятным сознанием исполненного долга я проснулся» (Ремизов, «Мартын Задека»).

Долг и страсть «Кто может похвалиться только умом, тот отдает должное великому и питает страсть к ничтожному» (Вовенарг, 237).

Дело «Теперь, когда все погибло, поговорим о деле» (Горький — Зубакину, Мин., 20, 263).

Дело (ср. также ПРАВИТЕЛЬСТВО). Ривароль сказал собеседнику: «У вас то преимущество, что вы ничего еще не сделали, но не нужно этим преимуществом злоупотреблять». (Переп. П. Анн.; ср. концовки сентенций Бисмарка и Вл. Соловьева).

Деньги деревянные «Если бы государь дал нам клейменые щепки и велел ходить им вместо рублей, нашедши способ предохранить их от фальшивых монет деревянных, то мы взяли бы и щепки» (Карамзин против Сперанского. Ср. Посошков: «В деньгах не вес имеет силу, а царское имя»).


Сон сына. Блестящий полководец, вроде великого моурави, отделяет от себя тень, одевает ее в великолепные латы и посылает на врага, чтобы быть сразу в двух местах. Они побеждают; тень возвращается в столицу первой и коронуется; но герой не боится Он приходит во дворец и говорит: «Тень, знай свое место!» Тень выскальзывает из лат, подползает к его ногам и прирастает; а латы остаются стоять, поднимают железную руку и приказывают: «Отрубить ему голову!»


Двухэтажный Б. Бухштаб говорил, что Н. Олейников говорил, что Маршак — поэт для взрослых, которые думают, что он поэт для детей.

Декрет «Прошу декретного отпуска по научной беременности».

Деспот «Поэты — деспоты мысли», — говорил Элий Аристид, предвосхищая Бахтина (где говорил — не выписано).

Держиморда В самых первых своих выступлениях, еще в провинциальной драме, Шаляпин играл Держиморду. [236]

Деструктивизм живет в благоустроенном доме, где ему приятно передвигать мебель то так, то сяк (А не в хаосе сопротивляющегося мира.) Культ романтического безобразия на комфортном поле взрастившей тебя цивилизации; озорник, шумящий в телефоне и без того трудного человеческого общения. Абсолютная свобода окупается абсолютной некоммуникабельностью.

Длина Клюев учил Есенина: лучший размер лирического стихотворения — 24 строки (Эрлих, 57). А Брюсов говорил Гюнтеру: 16 строк (ЛН «Блок», 5, 346).

Домовой «…а теперь тут молодежное общежитие, и такое стоит, что домовые глохнут».

Дом Цветаевой в Москве. «Ваш дом снесут: рядом будет американское посольство». Ждут. «Сделают кап. ремонт, рядом будет английское посольство». Ждут. «Отремонтируют фасад: рядом будет индийское посольство». Ждут. «Ничего не сделают: рядом будет монгольское посольство». И стоит, из окна видно.

Доразуметь и вывидеть нужное предлагал Кот Бубера у С. Боброва.

Дядя У НН., филолога-классика, — стареющий пес Шлиман: «сперва он был мне вроде сына, потом вроде брата, а потом не то чтобы вроде отца, но, скажем, вроде дяди». Я вспомнил шутку Ф. А. Петровского. Институтка спросила: чем отличаются бык и вол? «Теленочка знаешь? Ну, так вот, бык — это отец теленочка, а вол — его дядя». (Сказано было на заседании сектора, но по какому поводу?)

Decline and fall of the russian empire называлась книга, которую читали «Нашему общему другу» Диккенса, по его твердому мнению. Почему-то говорят «погибла Россия!» и представляют себе по крайней мере Римскую империю. А вы представьте Австро-венгерскую: тоже ведь стояла тысячу лет. И ничего, бравый Швейк доволен, а Вена по-прежнему стоит на Дунае. Правда, когда я сказал это О. Малевичу, он ответил: «А вы знаете, что чехи и сейчас с сожалением вспоминают об австро-венгерских временах?»


Дорогая И. Ю.,

я уже привык Вам писать о каждом встречном городе что-то вроде его перевода на знакомый нам язык: помню, как я писал Вам «возьмите Марбург, перемените то-то и то-то, и получите Венецию». Так и о Вене мне хочется сказать: возьмите ленинградские проспекты, наломайте их на куски покороче, расположите так, чтобы каждый перекресток старался называться «Пять углов», потом набросьте на эту паутину московское бульварное кольцо (только пошире) под заглавием Ринг, и Вы получите Вену. Все дома осанистые, все с окнами в каменных налични[237]ках, каждый пятый с лепными мордами, каждый десятый с валькирией в нише. Такой же и университет, но как войдешь — родные узкие коридоры, облупленные двери и неприкаянные студенты.

Вена изо всех сил притворяется городом наших бабушек: на новенькой кондитерской написано «с 1776 г.», на ювелирном магазине (готикой) «бывший поставщик двора его кралецесарского величества». У Аверинцева в университетском кабинете между фотографиями усатого Миклошича и бородатого Трубецкого — огромный Франц-Иосиф в золотой раме. Сама Вена ездит на трамваях, а туристов возит на извозчиках, и извозчиков этих — лошади парою, а возницы в котелках — на улицах не меньше, чем трамваев. В публичных местах густо стоят памятники — тоже в стиле картинок из тех книжек в красных переплетах с золотым обрезом, которые дарили нашим бабушкам за прилежание в четвертом классе. Но не все: с ними, названия не имеющими, чередуются иные, называющиеся барокко. В книгах написано, что подлинным зачинщиком барокко был Микельанджело, но это неправда. Микельанджело говорил, что статуя должна быть такой, чтобы скатить ее с горы — и у нее ничего не отобьется. А эти статуи такие, что и на площади, кажется, вот-вот развалятся — столько из них торчит лишних конечностей. И все вздутые и вскрученные, как будто их сложили из воздушных шаров разного размера и облепили камнем. Поглядев на здешнюю Марию-Терезию (в окружении разных аллегорий), чувствуешь, что наша Екатерина перед Александрийским театром — чудо монументального вкуса. На гравюрах мы привыкли к таким размашистым жестам, как у Терезии и аллегорий; но когда они из чугуна, то я пугаюсь. Дворцы по бульварному кольцу тоже поважнее Зимнего: там на крыше стоят черные латники, а тут скачут золоченые всадники, а то и колесницы, и тоже все в чем-то развевающемся

И вот среди этого царства бабушек разных эпох стоит собор святого Стефана, ради которого, собственно, я только и выполз из своего жилья. Мне его стало очень жалко. Он высокий, старый, изможденный, и ему очень тесно. Почему большой — об этом в незапамятном детстве, когда меня безуспешно учили немецкому языку, я читал легенду, что его строитель ради этого продал душу дьяволу, но чем это кончилось, я не помню. Почему худой — потому что это поздняя готика, когда все башни похожи на рыбьи кости с торчащими позвонками, а подпружные ребра по бокам судорожно поджаты. Почему изможденный — то ли он в вечном ремонте, то ли порода у него такая, но серые стены цвета вековой пыли у него в больших светлых проплешинах, как на облезающей собаке. Почему тесно — потому что его вплотную обступили, высотою ему по колено, добротные домики XIX века, такие уютные, что ясно, никто никогда их не снесет, чтобы Стефана можно было хоть увидеть по-человечески. Видно, что за шестьсот лет он оттрудился вконец и хочет только в могилу, а ему говорят: ты памятник архитектурный, тебе рано. Вы человек, бывавший в Европе, и на эти мои чувства могли бы сказать вразумляюще «это везде так», и я бы утешился Но вас поблизости не было.

Это я единственный раз выбрался дальше моего обычного маршрута от жилья до университета, и это было тяжело: я не мог ничего видеть, не стараясь в уме пересказать это словами, и голова работала до перегрева, как будто из зрительной пряжи сучила словесную нитку. Мне предлагали поводить меня по Вене, но я жалобно отвечал: «Я слишком дискурсивный человек». На обратном же пути от Стефана стоял дом серым кубом образца 1930 г., на квадратном фасаде цвет[238]ные гнутые нимфы образца 1910 г., а между ними надпись: здесь жил Бетховен, годы такие-то, опусы такие-то.

Ежедневный же мой путь до университета — 20 минут, из них 15 минут вдоль каменного барака в два этажа, где был монастырь (на воротах — «MDCXCVII»), потом госпиталь (за воротами скульптура белого врача в зеленом садике), а теперь его передалбливают под новый корпус университета. Это по одной стороне улицы, а по другой пиццерия, фризюрня, турбюро до Австралии и Туниса, киндер-бутик, музыкальные инструменты с электрогитарами в витрине, ковры, городской суд, японский ресторан, книжный магазин (в витрине «Наш беби» и «Турецкая кухня»), церковь с луковичными куполами под названием «у белых испанцев», где отпевали Бетховена, автомобильные детали, еще ковры, Макдоналдс, антикварня с золотыми канделябрами и бахаистский информцентр (это, насколько я знаю, такая современная синтетическая религия, вроде эсперанто). Сократ в таких случаях говорил «Как много на свете вещей, которые нам не нужны!», а у меня скорее получается: «как много вещей, которым я не нужен». В конце же пути, напротив университета, перед еще одной двухкостлявой готической церковью, зеленый сквер имени Зигмунда Фрейда и среди него серый камень буквы пси и альфа и надпись: «Голос разума негромок».

Мы с Вами плохо ориентируемся на местности, мне здесь рассказали страшную историю о том, как это опасно. Когда Гитлер был безработным малярным учеником, ему повезло добыть рекомендательное письмо к главному художнику Венского театра (дом в квартал, весь вспученный крылатыми всадниками и трубящими ангелами), но он заблудился в коридорах этой громады, попал не туда, его выставили, и вместо работы по специальности ему пришлось делать мировую историю.

Я всю жизнь сомневался, что такая вещь, как австрийская литература, существует в большей степени, чем саксонская или гессенская литература; но мне объяснили: да, особенно теперь, после немецкой оккупации, это все равно как Польша почувствовала себя инопородной России только после ста лет русской власти. Говорят, даже обсуждали в правительстве, не снести ли совместный памятник австрийским и немецким солдатам, павшим в I мировую войну, как недостаточно патриотичный; но решили не сносить, а только прикрыть большим-пребольшим колпаком Я пришел в восторг и, увидев на дальнем краю Фрейд сквера странный бурый конус в цветных разводах, подумал, может быть, это тоже колпак на чем-нибудь. Но мне сказали: к сожалению, нет, это памятник в честь мировой экологии

В той австрийской литературе, которую я считал несуществующей, был такой лютый сатирик-экспрессионист Карл Краус, тридцать лет служивший для Германии Свифтом и Щедриным, вместе взятыми; это он сказал: «Господи, прости им, ибо они ведают, что творят». В магазине, где я купил полезную книгу, справочник мотивов мировой литературы, ее упаковали в сумку, на которой красным по черному было написано: «Если колеблешься между двумя путями — выбирай правильный. Карл Краус». Позвольте же этими ободряющими нас словами закончить мое затянувшееся письмо.


Единосущие Галятовский объяснял единость двух единств Христа: может ведь человек быть одновременно и философом и ритором! У зулусов быть одновременно человеком и пауком так же есте[239]ственно, как у нас быть семьянином, гражданином, блондином, химиком, спортсменом и мерзавцем. См. ЛИЧНОСТЬ КАК ТОЧКА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ.

Евгеника — это наш нравственный долг перед домашними животными.

Евхаристия Читатель приобщается автору, как при евхаристии — богу: поглотив его частицу. Но при евхаристии причастник обычно никогда не воображает, будто съел всего бога, а при чтении — к сожалению, почти всегда.

Ефа мера емкости, вмещающая 432 яйца. «И там сидела одна женщина посреди ефы», Зах. 5, 7.

Египет Блок не мог есть при чужих, как Геродотовы египтяне (восп. Павлович, 484). И был коротконог, как патагонцы: сидя казался выше, чем стоя (восп. Н. Чуковского). То же самое вспоминал Н. Альтман о Ленине.

Египет В. Рогов дописывал 15 стихотворений Брюсова, как тот — «Египетские ночи», а Жанна Матвеевна авторизовала.

Если Самое выразительное возражение на мою давнюю заметку о Бахтине было: «Если бы вы с ним были знакомы, вы бы так не написали». Да, и если бы я был знаком с Лермонтовым или Софоклом — тоже писал бы о них иначе; так не лучше ли писать о современниках, как о Лермонтове и Софокле, чем наоборот? Моя беда, что я не смог войти в него с парадного экзистенциалистского (или как его называть?) входа и шел с черного социологического. Но кто вывешивал (и не перевешивал ли?) эти вывески над входами?

Еще «Постоянно прибавляйте «уже» и «еще»». — Брехт.

Жизнь Жить тихо — от людей лихо, жить моторно — от людей укорно. (Посл., изд. Симони, 102).



Уж ты торна, маторна моя,

Фигурна, мигурна моя,

Пришпахтирна, натуральненькая.

(Соболевский, ГУ, 185–186)

Жизнь Сталинградский солдат сказал корреспонденту: «Жить нельзя, но находиться можно» (М. Соболь).

Жизнь Родился мал, рос глуп, вырос пьян, помер стар, ничего не знаю (отзыв запорожца на том свете; ответ: «Иди, душа, в рай»). — Даль. [240]

«Жизнь ушла на то, чтоб жизнь прожить» (из письма С).

Жизнь и смерть Рожков с Покровским ехали в трамвае на съезд Советов и, трясясь у подвесных ремней, переругивались: Рожков кричал: «Все вы скоро будете покойниками!» — а Покровский: «А покойники часто и бывают победителями!» (Восп. П. о Р.)

«Жить не хочется, а умирать боюсь» (Гончаров, ЛН 22/24, 408): вариация «Крестьянина и смерти».

«Жить не хочется, вот и все», — повтори эти слова быстро 30 раз, они автоматизируются, и станет легче.

«Жадность к печали к у Чеботаревской стала патологической» (Н. Оцуп).

Жена «Не позадачило с женой жить, не стал ее скорбить, взял да и ушел от нее» (РГАЛИ, записи В. В. Переплетчикова).

Жена Кн. Шаликова, жена Каткова, была глупа и дурна. Тютчев сказал: «Que voulez-vous, он хотел посадить свой ум на диету» (Феокт., 87).

Женитьба «Жениться оттого, что любишь, — это все равно что счесть себя полководцем оттого, что любишь отечество». Ср. Ф. Сологуб: «Полководцами становятся те, кто с детства любят играть в солдатики и разбираться в выпушках и петлицах, а не просто те, кто любят отечество» (Л. Борисов).

Женитьба Для штей люди женятся, для мяса замуж ходят (Посл. Симони).

Женщина «Огненная женщина за 2500 лет до нашего времени». «Одесский вестник», 1873, № 135, о Сапфо (Прозоров, 1313).

«Женщины плачут, когда их бранят, — независимо от того, справедливо или нет, просто потому что бранят». Вот какие наблюдения бывают у Брехта.

Женщина «Несчастен фетишист, который тоскует по туфельке, а получает целую женщину». — Карл Краус.



Я любила тебя, гад,

Двенадцать месяцев подряд,

А ты меня — полмесяца,

И то решил повеситься.

Замуж В девках сижено — плакано, замуж хожено — выто (Даль). [241]

Застой Ключевский: «Старые бедствия устранялись, но новые блага чувствовались слабо. Общество было довольно покоем, но порядок ветшал и портился, не подновляемый и не довершаемый. Делам предоставляли идти, как они заведены были, мало думая о новых потребностях и условиях. Часы заводились, но не проверялись». Угадайте, о каком это веке?

Застой «Да здравствует конец первого застойного периода!» — был заголовок в «Московском комсомольце» 1988 г. Бел Кауфман спросила главного московского раввина, как он относится к перестройке, он ответил: «С осторожным оптимизмом».

Зачет а я не умею принимать зачетов. «Задавайте мне вопросы: за разумные вопросы будет зачет». Они задавали, я отвечал. «В средние века это называлось disputatio quodlibetica: вместо экзамена вам я устроил экзамен себе: жаль, что он вышел такой нетрудный».

Записи и выписки У Эффенди Капиева было при себе три записных книжки: для себя, для печати и на всякий случай.

Знание Хаусмену кто-то написал: «Вы — первый филолог в Европе». Хаусмен сказал: «Это неправда — будь это правда, он этого бы не знал».

Завсектором — для меня была должность главноуговаривающего и главнододелывающего.

Зазор С. А.: «Вы же знаете, между дозволенным и недозволенным зазор велик, и он-то есть наше поле деятельности». Я вспомнил про Колумбово яйцо.

Зеркало Н. Котрелев по письму к Суворину нашел псевдонимную рецензию В. Соловьева в «Новом времени» на первые выпуски «Вопр. Фил. и Псих.» и озадачился: там были сплошные хвалы В. Соловьеву, и не понять было, где здесь кончалась маскировка и начинался то ли нарциссизм, то ли маккиавеллистика?

Зеркало «Пришвин точно всю жизнь в зеркало смотрится», сказал И. Соколов-Микитов (НМ, 1991, 12, 170).

Зеркало «Русская разговорная речь: тексты», изд. РАН: я, заикаясь, привык следить за своей и чужой речью, поэтому мне не так неожиданно было увидеть в этом зеркале, как у меня рожа крива.

Заплаты Стихотворение Киплинга «Дворец» я прочитал школьником — сверстники помнят серый его сборничек 1936 г. с зубодробительным предисловием, — в переводе А. Оношкович-[242]Яцыны. Я долго помнил его наизусть; но когда прочитал его по-английски, то оказалось, что некоторые места уже забыл. Пришлось заполнить пробелы собственным переводом. Через много лет, перечитав Яцыну, я подумал, что забытые и замененные места, может быть, были не случайны.



Каменщик был и Король я — и, знанье свое ценя,

Решил на земле построить Дворец, достойный меня.

Когда раскопали поверхность, то под землей нашли

Дворец, как умеют строить только одни Короли.


Он выстроен был неумело, он выведен был наугад,

Вкривь и вкось вились коридоры, и сходились углы невпопад,

Кладка была неуклюжей, но на каждом я камне читал:

Вслед за мною идет Строитель. Скажите ему: я знал.


Я не медлил в старых раскопах. Я сам себе мог помочь.

Я шел, перетесывал камни и отбрасывал лишние прочь.

Я жег его мрамор на известь, гнул стропила, топил свинец,

Принимая и отвергая то, что оставил мертвец.


Не презирал я, не славил, лишь дело свое верша,

Но в стройке была все виднее строившего душа.

Словно в глаза ему глядя, понимал я, что я прочту

Двигавшейся рукою двигавшую мечту.


Каменщик был и Король я. В полдень гордыни моей

Они принесли мне Слово, Слово из Мира Теней.

Было слово: ты сделал, что должен. Было слово: на прочем запрет.

Как и ты, Дворец твой — добыча тому, кто придет тебе вслед.


Я отозвал рабочих от кранов, от верфей, от ям,

И все, что я сделал, бросил на веру неверным годам.

Но надпись носили камни, и дерево, и металл:

Вслед за мною идет Строитель. Скажите ему: я знал.

«Гнул стропила» — никуда не годится, но лучше я не смог. Пусть кто-нибудь поставит еще одну заплату.

И. О. Исполняющий обязанности человека — звучит ли это гордо? См. ПУШКИН.

«Известное известно немногим» Видимо, и неизвестное неизвестно немногим? Это обнадеживает.

Изувер букв, «фанатик», все чаще употребляется в значении «изверг»: «в Ростове судят изувера…» (АиФ, 92, 19). Так уже у Цветаевой: «Изувера белому делу…» [243]

«Идеализм рождается у господствующих классов от привычки сказать слово и получить вещь; вот так и бог сказал: да будет свет». — М. Н. Покровский.

Идея в литературном произведении (как мораль в басне). Есть игра: из слова «муха», меняя по одной букве, сделать слово «слон». Точно так же и из «Гамлета» при желании можно вывести идею о вреде табака, только для этого потребуется больше переходных ступеней, чем для иного вывода. Научиться выделять и подсчитывать эти переходные ступени — будет той формализацией правил выведения идеи из текста, к которой стремился Б. Ярхо.

Импортный Так называется списанный или компилятивный комментарий к переводному автору.

Индивидуальность Это когда каждое «а» в строке не хочет быть похоже на другое.

Ирония Как трудно пародировать философию! все кажется, что она сама себе пародия. Пародическая философия обэриутов более всего похожа на философию Кифы Мокиевича, но этот подтекст почему-то ускользает от интерпретаторов. В то же время исходить из этого при анализе нельзя, потому что ирония, за редчайшими исключениями, — вещь недоказуемая.

Ирония Н. Гр. сказала: таково же неразрешимое колебание филологов: учение Платона о вдохновении (или о чем угодно) всерьез или ирония? После веков серьезного понимания любое учение кажется пародией на копящуюся литературу о нем и филология начинает рубить сук, на котором сама сидит.

Искусствоиспытателем а не искусствоведом называл М. Алпатов А. Габричевского, вернее бы это сказать о Б. И. Ярхо.

Интерпретация «Мы знаем, что с течением времени понимание произведений не усыхает, а обогащается». Т. е. растет наше собственное творчество по их поводу. («А к подножию уже понанес ли…», писал Маяковский.) Колумб огорчился бы, что вместо Индии авторского замысла он нашел Америку собственного сочинения, а мы этим гордимся.

Иконический образ «Ночевала тучка золотая» — стихотворение, рассеченное шрамом: строка «Старого утеса. Одиноко» противопоставлена всем другим и ритмически и синтаксически, все глаголы сгрудились после этого рубежа, эмоциональная окраска до и после него противоположна. [244]

Иконический В «Моему аристарху» — «За рифмой, часто холостой, бегут трехстопные толпой на аю, ает и на ой»: «холостая рифма» — выражение неправильное, в соответствии с темой, а «ой» — действительно самая частотная русская рифма.


«Лит. газета» печатала статью с новой теорией стиха «Слова о полку Игореве»: строчки соизмеряются по числу одинаковых букв, вот промелькнули вразнобой пять Т и вот еще пять Т, значит — две строчки. Меня попросили написать предисловие, я написал, — «Была детская игра: по клеточкам нарисованы в беспорядке кошки, мышки и лягушки, их нужно пересчитать, но не порознь, а так: первая кошка, первая мышка, вторая кошка, первая лягушка, третья кошка, вторая мышка итд., кто раньше собьется. Автор новой теории предполагает в читателе — точнее, в слушателе! — «Слова» вот такую фантастическую быстроту и четкость восприятия» итд. Лишь потом я вспомнил, что Хлебников именно такие закономерности обнаружил — post factum — в своем «Кузнечике»: 5 «к», 5 «р», 5 «л», 5 «у». Думал ли об этом толкователь «Слова»?


Имя Булгарин был Фаддей в честь Костюшки (Греч).

Имя Покойного Г. М. Фридлендера звали Георг-Гастон-Эдгар Михайлович — так написано было в его заявке в РФФИ.

Имя Когда в бурсе, чтобы согреться, устраивались драки стенка на стенку, то становились по фамилиям: с одной стороны на -ов («веди-ер»), с другой на -ский, а редкие на -ин присоединялись к -ским (Гиляров-Платонов, I, 227).

Имя Восп. М. Слонимского: Тынянов написал на него рецензию, «под рассказом «Актриса» подписался бы Куприн», но оказалось, что Слонимский уважает Куприна; тогда Тынянов исправил «подписался бы Потапенко», Слонимский обиделся, но поздно.

Искусство для искусства Маргарита Австрийская, плывя замуж в Испанию, в смертельную бурю сочинила себе эпитафию, хоть с погибшею эпитафия тоже утонула бы, а для спасшейся она была бы не нужна.

Искренность М. М. Гиршман: монолог Печорина — это искренний рассказ о том, как Печорин неискренним образом высказывал свою искреннюю правду. Трехступенчатое преломление.

Искренность «И. Сельвинский любил говорить, что талантливый поэт искренен, большой — откровенен» (выписано из кн. под загл. «Как бы там ни было», с. 108, имя автора забыл).

Интеллигент (В. Жаботинский, «Пятеро»). «У подлинного джентльмена могут быть скверные манеры, и настоящий интеллигент мо[245]жет не знать Мопассана и Гегеля — дело тут не в реальных признаках, а в. какой-то внутренней пропудренности культурой вообще». Теперь я знаю, почему я не интеллигент: я не пропудрен, я пропылен культурой вообще.

Интеллигентность Склонение «СпартакОм, БальзакОм» не новость, у Дмитриева в пер. из Попа: «…целый том / Ругательств, на него написанных ПопОм…» — «У Исайи БерлинА», слышал я от очень крупного филолога. И, наоборот, изысканное «в нынешнем бардАке…»

История В. См.: античные историки чувствовали себя не фиксаторами, а творцами истории. Версии, уже зафиксированные, неотменимы, как законы: их можно только согласовывать в новой версии. Так Ливий отвергает Анциата и тут же строит свой рассказ с учетом отвергнутого. История сочиняется по правилам инвенции, с домыслами-расцветками. Вопрос «как же на самом деле было при Каннах?» имел не больше смысла, чем вопрос «как же на самом деле было с Анной Карениной?»

История «Современные русские исследователи усматривают в личной библиотеке Сталина признаки его особенного внимания к римским императорам, более всего к Августу, нежели к русским Ивану и Петру» (Westwood).

История «Надобно найти смысл и в бессмыслице, в этом неприятная обязанность историка, — в умном деле найти смысл сумеет всякий философ» (Ключевский, Дн., 297). Его любимая сентенция: «История не учит, она только наказывает тех, кто не хочет учиться».


Африканская сказка. Встретил кот курицу с мешком проса. «Откуда просо?» — «От людей: отрубили мне одну ногу и дали проса». — «Пожалуй, и я пойду». Пошел, попросил; отрубили ему ногу и дали проса. Идет назад на трех ногах, опять видит курицу и замечает: а ноги-то у нее обе целы. «Ах, обманщица!» «Вовсе не обманщица: как сказала, так ты и получил твое просо». Кто прав?


Каннитферштан На картах для маньчжурской войны значились селения: Бутунды I, Бутунды II, Бутунды III, потому что «бутунды» значит «не понимаю». Так и воевали (В. Алексеев, «В старом Китае»).

Катарсис «Цель риторики раздваивает цель поэзии: обвинитель нагоняет на слушающих страх, а защитник вызывает сострадание. Чтобы из театра зритель вышел, душевно переродившись, но сложа руки, а из суда — не переродившись, но сделав справедливое дело. Поэзия — душевная гимнастика, риторика — душевная практика». [246]

Ковчег Точно ли Ной строил ковчег один с сыновьями? а если у них были работники, как на старых гравюрах, то знали ли они, что их на борт не возьмут? или их обманули в последний миг?

Комаринский Этим 6-ст. хореем у Полонского написана поэма «Анна Галдина»:

Бесподобное местечко, господа!

Не угодно ли пожаловать сюда?..

Размер был подсказан молитвой «Отче наш, иже еси на небеси» (Андреевск., Лит. очерки, 1902, 463).

«Если кажется — то перекрестись». Я пишу не о том, что мне кажется, а о том, почему мне кажется.

Класс (Символизм в общественном мнении) «за успешность был переведен из класса мещан в класс индивидуалистов…» (Б. Томаш., «Форм. метод», в «Совр. лит.», 1925, 145).

Клирос Чаадаев имел между дамами крылошанок и неофиток. (Вяз., 8, 288).

Командировка Я возвращался, опасаясь: вдруг за полгода история ушла так далеко вперед, что я вернусь совсем в другую страну? Но, оглядевшись: нет, все изменилось лишь в пределах предсказуемого. «Так ли? — сказал В. См. — По-моему, история ушла очень далеко, но по очень однообразной местности».

Комментарий Перед текстом (и перед человеком) я чувствую себя немым и ненужным, а перед текстом с комментарием (и перед разговором двоих) — понимающим и соучаствующим. Мне совестно быть первобеспокоящим. Потому я и на кладбища не хожу; а текст для меня тоже покойник. «Это пир гробовскрывателей — дальше, дальше поскорей!»

Комментарий под страницей обслуживает первочтение, комментарий в конце книги — перечтение. Комментарий в наши дни вновь становится энциклопедическим просветительством, как при Кантемире и Тредиаковском.

Кофейни в Вене явились после того, как в 1683 г. в турецком стане было захвачено очень много кофею.

Кувшин Я сказал: «Как мы далеки от народа: вот оказалось, что главный народный герой — всеоплакиваемый Листьев, а я о нем и не слышал». А. ответила: «А плакали не о нем. Это как в сказке, где искали родню казненного: выставили голову на площади и смотрели, кто из прохожих заплачет. Вышла мать, [247] нарочно разбила кувшин и заплакала будто бы о кувшине. Вот и Листьев был как тот кувшин».


Когда в 1958 вышла «Память» Слуцкого, я сказал: как-то отнесется критика? Г. Ратгауз ответил: пригонит к стандарту, процитирует «Как меня принимали в партию» и поставит в ряд. Так и случилось, кроме одного: за 20 лет критики именно «Как меня принимали в партию» («.. Где лгать нельзя и трусом быть нельзя») не цитировалось почти ни разу и не включалось в переиздания вовсе ни разу. («Был один случай», сказал мне Болдырев, но точно не вспомнил). Для меня это была самая меткая пощечина, которую партия дала самой себе.


Кубизм В статье Д. Мирского 1934: пушкинская Татьяна от ранней к поздней смещена, как на кубистической картине.

Критика отвечает на вопросы, задаваемые произведением, литературоведение восстанавливает вопросы, на которые отвечало произведение. Критика как организация вкуса (единства ответов): «кто еще из читателей «Задушевного слова» любит играть в солдатики?» Симонид открыл науку помнить, критика — науку забывать: именно она умеет восхищаться каждой метафорой, как первой метафорой на свете. Белинский начинал каждую новую рецензию с Гомера и Шекспира, потому что ему нужно было всякий раз перестроить историю мировой литературы с учетом нового романа Жорж Занд. Чехов поминал Стасова, которому природа дала драгоценную способность пьянеть даже от помоев, — послушав НН, я подумал, что эта способность не личная, а профессиональная.

Критика Смысл всякой критики: «Если бы я был Господом Богом, я бы создал этого автора иначе».

Критик Бывало, придет Д. Жаров к Разоренову, завалится за прилавок и заснет, а лавочку закрывать пора. Крикнешь: «Критик идет!» — ну, он и проснется (Белоусов, 61).

Круг «Думали, что революция повернет на 180 градусов, а она повернула на 360».

Козьма Прутков «Ласкательство подобно написанному на картине оружию, которое служит только к увеселению и ни к чему другому не годится». «Как порожные сосуды легко можно за рукоятки взяв подъимать, так легкомысленных людей за нос водить». «Жизнь наша бывает приятна, когда ее строим так, как мусикийское некое орудие, т. е. иногда натягиваем, а иногда отпускаем» («Трудол. пчела», 1759, 419: Димофила врачевания жития или Подобия, собранные из Пифагоровых последователей). [248]

Козьма Прутков «Это еще не начало конца, но, быть может, уже конец начала», — сказал Черчилль об Эль-Аламейне.

Контекст сверхмалый (фразы) побуждал к формалистическому буквализму; средний (произведения или автора) — к «творческому» переводу; большой (попробуйте перевести целую литературу тысячелетней длины, чтобы чувствовалась разница эпох) — опять к соблюдению языковых мелочей.

Конгениальность Говорят, когда переводчик конгениален автору, то можно дать ему волю. Но не то же ли это что: когда один студент лицом похож на другого, то он может сдавать зачет по его зачетке?

«Клио, орган партийной и профсоюзной организации Института всеобщей истории».

Кирилов Радищев у Лотмана, желающий пробудить человечество не книгой, так самоубийством, удивительно похож на Кирилова. Даже барочным заиканием.



Сам сижу я за столом,

Как всегда угрюмый,

И невесело пером

Выражаю думы.

С. Дрожжин, Ст. 1907, 433.

Книги Когда монголы взяли Багдад и бросили книги в реку, Евфрат несколько дней тек чернилами.

Книги с полок обступают меня, и каждая спрашивает: где брат мой Авель? почему ты меня так мало использовал?

Книга «Он сорок лет назад сочинил книгу ума своего и доселе читает по ней», — говорил Батюшков о А. С. Хвостове (Вяз., 8, 240).

Корни Жить корнями, это чтобы Чехов никогда не уезжал из Таганрога.

«В Кельне считают, что на восточном берегу Рейна уже начинается Сибирь», — сказал С. Ав.

Калека «Спортивные оды Пиндара должен изучать атлет», сказала М. Е. Грабарь-Пассек. «Или калека», ответил я; она согласилась. Может быть, всякий филолог — калека от поэзии? Я переводил Овидия и Пиндара именно как калека.

Классики или ДИАЛОГ КУЛЬТУР. Перс сказал Вамбери: как же наша культура не выше вашей, если вы наших классиков переводите, а мы вас нет? [249]

Классическое образование Президент Гардинг, амбидекстрал, умел одновременно писать одной рукой по-гречески, другой по-латыни.

Катахреза «Полное созвездие потомков древних геральдических древ» — М. Турьян в книге о В. Одоевском.

Краткость У индийских грамматиков считалось: изложить правило короче на одну лишь краткую гласную — такая же радость, как родить сына (Robins, 144).

Косорецким назывался поросенок к новогоднему застолью — в честь Василия Кесарийского.

Канонизация Николая II. А вот в Англии почему-то канонизировали не Карла I, а Томаса Мора. Мы ведь не считаем святым моряка за то, что он утонул в море. У каждой профессии есть свой профессиональный риск; для королей это гильотина или бомба. Канонизируйте сначала Льва Толстого.

К сожалению Бонди говорил: «Ранние стихотворения Лермонтова, к сожалению, дошли до нас».

Кикийка кикийная — лесная птица, которой невеста отдает девичью красоту, принимая бабью кику.

Кукушка и петух Альбова Шмелев считал выше Пруста. Бунин говорил: «Толстой, если бы захотел, мог бы писать, как Пруст, но он бы не захотел» (Бахрах).

Я пересохший колодезь, которому не дают наполниться водой и торопливо вычерпывают придонную жижу, а мне совестно.

Культура Погибает русская культура? Погибают не Пушкин и Гоголь, а мы с вами. А положа руку на сердце: разве нам не поделом?


ИМЛИ

В Институте мировой литературы — на Поварской, бывшей Воровского, бывшей опять же Поварской, — я прослужил тридцать лет и три года. До мировой литературы в этом доме было управление коннозаводства, а до коннозаводства — дворянский особняк: желтые стены, белые колонны, в бельэтаже музей Горького, свет и блеск, в тесном и темном нижнем этаже — институт.

Актовый зал — бывший бальный, с хорошей акустикой. Но концы поменялись: где был оркестр, там грядки стульев, а где танцевали, там зеленый стол президиума и кафедра с капризным микрофоном. Шепот в зале хорошо слышен в президиуме, а речи из президиума плохо слышны в зале.

Над президиумом огромный черный бюст Горького. Когда, скучая на заседаниях, смотришь на него, то видишь, что он противоестественно похож на Ленина: как будто Ленину надели косматые волосы и усы Буревестника. По стенам были витрины про [250] мировое значение Горького: обложки по-арабски, афиши по-венгерски, фотографии «На дне» по-китайски. Потом витрины убрали, а в углу под потолком повесили строем фотографии директоров института за 40 лет от Луппола до Сучкова.

Когда реабилитировал и Луппола, в стенгазете напечатали статью «Первый директор нашего института». Перед газетой стояли Егоров и Наркирьер. Один сказал: «Ну вот, уже можно писать историю института». Другой ответил: «Нет, знаете, лучше подождать: ведь Луппол был не первым директором, первым был Каменев».

Когда я поступал в институт, директором был старый рапповец Анисимов: большой, рыхлый, покрякивающий, покрикивающий. Когда молодой Палиевский, либерально призывая свежим взглядом взглянуть на советскую литературу, спешил оговориться: «Нет, конечно, Авербах был злым гением РАППа…», то Анисимов, раскинувшись в кресле, благодушно ворчал: «Ну, какой же Леопольд гений — помните, Яков Ефимович?..»

(Яков Ефимович, Жорж Эльсберг, тучное туловище, гладкая голова и глаза, как пули. У него припечатанная слава доносчика и губителя. Выжившие возвращались и даже пытались шуметь, но он все так же величаво управлял сектором теории. Я не был с ним знаком, но однажды он остановил меня в коридоре, сказал «ваша статья о Горации мне понравилась» и пожал руку. Когда буду писать «мои встречи с о знаменитыми людьми», напишу: видел в подворотне Пастернака, чокнулся с Игорем Ильинским, на военном деле меня учил маршировать Зализняк, а Эльсберг пожал мне руку.)

Читать статьи Анисимова никто не мог. И все-таки старая М. Е. Грабарь-Пассек смотрела на него снисходительно. «Вы не думайте, я много преподавала на рабфаках, знаю эту породу из низов, они хорошо рвались к науке. Ну, а потом, конечно, каждый делал свою жизнь по-своему».

Самый громкий из рапповцев, Ермилов, демагог всех литературных режимов, тоже кончал век в ИМЛИ. Я его не видел, а только слышал: общеинститутские собрания были многолюдны, не вместившиеся в зал слушали из-за дверей, с широко й балюстрады над мраморной лестницей. У Юрия Олеши в «Трех толстяках» был такой капитан Цереп, от голоса которого возникало ощущение выбитого зуба. Вот такой голос был у Ермилова. О чем он говорил, я не помню.

В этом же зале, в красном и черном, говорились гражданские слова над умершими, и с балюстрады было видно, как по лестнице сплывал в толпе гроб с Анисимовым. Лицо в гробу был о похоже на кучу теста.

Здесь же выдвигали на большую премию воспоминания генерального секретаря товарища Брежнева: «Малая земля», «Возрождение», «Целина». Д. Д. Благой, ветеран идеологической пушкинистики — круглая голова в тюбетейке, розовая улыбка и незрячие глаза за очками — с ликующим звоном в голосе восклицал, что это классика исторической прозы, достойная стоять рядом с «Капитанской дочкой» и «Тарасом Бульбой». За чем он это делал? спрашивала потом Л. Я. Гинзбург. — Член-корреспондентом он уже был, а полным академиком все равно не стал бы. Значит, бескорыстно, по велению души.

(В молодости Благой писал стихи. В журнальную страницу с его стихотворением в рамочке из розочек была завернута греческая грамматика из библиотеки С. И. Соболевского, которую нам пришлось разбирать; а на обороте начиналась научно-фантастическая повесть: «Ясным весенним утром 1951 г. от Кронштадта отплывал ледокол «Святой Георгий» под командой графа такого-то, направлявшийся исследовать Северный полюс…»)

Однажды дирекция захотела от нашего античного сектора какой-то срочной внеочередной работы. Я с наслаждением сказал: «Никак нельзя: не запланировано». Директор — почти просительно: «Ну, на энтузиазме — как в Возрождение». — «Возрождение было индивидуалистическое, а у нас труды коллективные». Лица окружающих стали непроницаемыми, а мне объяснили, что речь идет о «Возрождении» товарища Брежнева. «В таком случае прошу считать сказанное игрой слов». Это было уже при директоре Бердникове — том, который когда-то в 1949 был деканом в Ленинграде и делал там погром космополитов, а помощником его был Ф. Абрамов, потом — уважаемый писатель. [251]

При директорах были заместители, ученые секретари, парторги. Заместителем был В. Р. Щербина («Ленин и русская литература»). Директора сменялись, а он сидел: бурый, деревянный, поскрипывающий, с бесцветными глазами, как будто пустивший корни в своем кресле. Почерк у него был похож на неровную кардиограмму. Мы спрашивали институтских машинисток, как они с такого почерка печатают, он и сказали: «Наизусть».

(А мне хочется помянуть его добром за то, что я слышал от него запомнившийся рассказ — в застолье, после защиты одного грузинского диссертанта. Ездил он по делам Союза писателей в Тбилиси к их начальнику Григорию Леонидзе. Кончили дела, пошли в ресторан, отдыхают. Подходит официант: в соседней комнате пирует бригада рабочих, сдавших постройку, они узнали, что здесь поэт Леонидзе, и хотели бы его приветствовать. Пошли в соседнюю комнату. И там каждый из этих рабочих поднял тост за поэта Леонидзе, и каждый прочитал на память что-то из его стихов, и ни один не повторился. Но это уже не относится к Институту мировой литературы.)

Когда Щербина кончился, заместителем директоров стал П. Палиевский. На одной конференции в этом же зале он мне сказал: «Я всегда восхищаюсь, как четко вы формулируете все то, что для меня неприемлемо». Я ответил: «Моя специальность — быть адвокатом дьявола».

Здесь устраивались историко-литературные юбилеи. Каждый сектор подавал план на будущий год: будут круглые даты со дня рождения и смерти таких-то писателей. Вольтер и Руссо умерли в один год, их чествовали вместе. «Всю жизнь не могли терпеть друг друга, а у нас — рядом!» — сказал Аверинцев.

«Ну, у вас, античников, как всегда, никаких юбилеев?» — устало спросил, составляя план, секретарь западного отдела, старый циник Ф. С. Наркирьер с отстреленным пальцем. «Есть! — вдруг вспомнил я. — Ровно 1900 лет назад репрессированы Нероном сразу Сенека, Петроний и Лукан». — «Репрессированы? — проницательно посмотрел он. — Знаете, дата какая-то некруглая: давайте подождем еще сто лет».

Юбилейные заседания были очень скучные, явка обязательна. На пушкинском юбилее рядом тосковала Е. В. Ермилова — та, у которой в статьях даже Кузмин получался елейным и богоугодным. Когда в третий раз с кафедры процитировали: «На свете счастья нет, а есть покой и воля», она вздохнула: «А что же такое счастье, как не покой и воля?» Я подумал: «А ведь правда»…


Сучков

Считалось, что лучшим директором Института мировой литературы на нашей памяти был Б. Сучков: умный и незлой. Я тоже так думаю. Но моя приязнь к нему — скорее за одно-единственное слово, сказанное с неположенной для директора интонацией.

Он был сытый, важный, вальяжный, барственный. Когда-то начинал делать большую карьеру при ЦК, вызвал зависть, попал на каторгу, после возвращения был в редколлегии «Знамени», а потом стал директором ИМЛИ. Говорил по-немецки, а это в Институте мировой литературы умел не каждый. Переводил на официальный язык Фейхтвангера, Манна и Кафку, и оказывалось: да, в их мыслях ничего опасного нет, их можно спокойно печатать по-русски. А роман Достоевского «Бесы» нужно не замалчивать, а изучать, потому что это — предупреждение о китайской культурной революции. Тогда, в 1971, только такая логика и допускалась. Одна его сверстница сказала моей соседке по сектору: «Вы не думайте, пока наше поколение не вымрет, ничего хорошего в науке не будет».

К институтским ученым он относился с откровенным презрением. На расширенном заседании дирекции говорил: «Ну вот, пишете вы о революционных демократах, а кто из вас читал Бокля? поднимите руки!» Ни один маститый не поднял. Мне стало так стыдно, что я поднял руку, — хоть и не имел на это права: я читал не Бокля, а Дрэпера.

Наш античный сектор готовил сборники «Памятники средневековой латинской литературы». До этого о такой поповской литературе вообще не полагалось говорить. В 1970 вышел первый том, в 1972 — второй. Мы, конечно, отбирали тексты самые светс[252]кие и просветительские, но все равно в них на каждой странице были и Бог Отец, и Сын, и Дух Святой, все с большой буквы. Кто-то заметил и обратил на это внимание высокого начальства. Высоким начальством был вице-президент Академии Федосеев, имя его было нарицательным еще со сталинских времен.

Мне позвонили из института: в 10 часов явиться к директору. Я пришел, его еще нет, жду у него в кабинете. Размашисто входит Сучков; снимая пальто, вполоборота говорит: «Ну, что, неприятности из-за вас?!» Я не успел поставить голос и спросил по-обыкновенному просто: «О т кого?». И он, шагая от дверей к столу, так же по-разговорному просто ответил: «От Федосеева». А потом сел за директорский стол и начал говорить по-положенному официально и властно.

Вот эту человеческую интонацию одного только слова я и запомнил, потому что больше ни при каких обстоятельствах, никогда и ни от кого из начальства я таких не слышал.

Официальных разговоров было еще много. Весь сектор вызывали к директору, и он объяснял нам, какая была мракобесная средневековая культура. Мы говорили «понимаем», но, видимо, недостаточно убежденно, и Сучков усиливал гиперболы. Когда он сказал, что в европейских монастырях процветало людоедство, я заволновался и раскрыл рот. Аверинцев, сидевший рядом, меня удержал. Потом он сказал мне: «Вы хотели выйти из роли».

Венцом события должно было быть осуждение работы на заседании Отделения литературы и языка под председательством командующего филологией, академика М. Б. Храпченко. Я написал признание ошибок по всем требованиям этого жанра и прочитал его по бумажке. Бумажка у меня сохранилась. «Сосредоточившись на историко-литературных проблемах, мы упустили из виду ближние цели нашей науки в условиях современной идеологической борьбы вообще и антирелигиозной пропаганды в частности. Показ и разбор памятников отодвинул на второй план их прямую оценку с точки зрения сегодняшнего дня. За выявлением гуманистических тенденций в культуре средневековья утратилась критическая характеристика средневекового религиозного обскурантизма в целом, крайне актуальная в современной идеологической обстановке. Ошибки такого рода привели к объективизму, к потере идейно-политического прицела, к идеологической близорукости в работе. Предложенный в книге подбор текстов (одну пятую часть которого составляют тексты с религиозной тематикой) может быть ложно понят массовым читателем. Руководящие высказывания Маркса и Энгельса о средневековье и средневековой культуре не использованы в должной мере. Коллектив античного сектора признает указанные критикой ошибки «Памятников средневековой латинской литературы» и примет меры к тому, чтобы полностью изжить их в дальнейшей работе».

После такого отчета обсуждение на Отделении стало вялым. Взбодрить его попробовал Р. А. Будагов, академик по романской филологи и (когда-то элегантно читавший нам, первокурсникам, введение в языкознание по товарищу Сталину). Какой у него был интерес, я не знаю. Вот тут Сучков взметнулся громыхающим голосом: «Мы признаем свои ошибки, но мы не допустим, чтобы ошибки идеологические выдавались за политические. Книга прошла советскую цензуру и была признана пригодной для издания; те, кто в этом сомневаются, слишком много на себя берут» итд. Конечно, он защищал собственную репутацию, но делал это не за наш счет и за то ему спасибо.

Третий том «Памятников средневековой латинской литературы» был уже готов к печати; его вернули на доработку под надежным надзором Самарина. Дорабатывали его трижды, всякий раз применительно к новым идеологическим веяниям. Один раз он даже попал в издательство, два месяца редактировался до идеального состояния и все-таки был возвращен: так, на всякий случай. Так он и не вышел за двадцать лет.

Через год после того заседания Аверинцев летел на конференцию в Венгрию: дальше тогда не пускали. В самолете ему случилось сидеть рядом с Храпченко. Храпченко посмотрел на него проницательно и сказал: «А ведь неискренно покаялся тогда Гаспаров! неискренно!» [253]

Я почти уверен: причиной всему было то, что в «Памятниках латинской литературы» слово «Бог» было напечатано с большой буквы. Это раздражало глаз Федосеева и других. Но теперь, кажется, наоборот, слово «Бог» полагается писать с большой буквы даже у Маяковского.



Так наказывают власти

Неумеренные страсти.

П. Потемкин


Самарин

В институте умер очередной директор, наступило междуцарствие. Все имена возможных кандидатов были какие-то слишком бледные. «А почему не Самарин?» — спросил меня мой знакомый историк. «Он не член партии». — «Странно, — задумчиво сказал мой собеседник — его нужно бы принять в партию honoris causa».

Роман Михайлович Самарин заведовал в университете романо-германской кафедрой, а в Институте мировой литературы зарубежным отделом. Круглый живот, круглая голова, круглые очки, гладкие волосы. Круглые движения и круглые слова. Западную литературу нам, античникам, изучать было необязательно, но на Самарина мы ходили: читал он красиво. «И вот, Боэций с друзьями, сидя в саду, обсуждал диалоги Платона, а из-за ограды виллы слышались песни проходивших солдат на непонятном готском языке. Последний римлянин старался их не замечать; но за ними был о будущее». О Боэции в это время мало кто знал даже понаслышке. Но писал Самарин очень мало и очень блекло. Он был карьерист, но осторожнее многих: помнил, что слова — серебро, а молчание — золото. Оттого он был и не в партии: чтобы не рисковать.

Он много знал не тольк о о Боэции. В наш античный сектор хотел поступить Г. С. Кнабе — античник, он служил на кафедре немецкого языка во ВГИКе. Самарин этого не хотел. Мы думали, что по антисемитству. (Кнабе евреем не был, но это неважно.) Оказалось, нет. М. Е. Грабарь-Пассек пришла с ним к Самарину, я был при них как секретарь сектора. Сели за тесный стол, и Самарин спросил: «Ну-с, так что с вами было такого-то июня 1944 года?» Выяснилось, что в этот день Кнабе поссорился с воксовским начальством и взял назад уже поданное заявление в партию. Дальнейший разговор был уже ненужным.

В самаринском отделе работал тогда еще молодой Г. Гачев; его отец только что был посмертно реабилитирован. Гачев писал о различном образе космоса в различных национальных сознаниях. «Как будто взбесившаяся газета заговорила языком Андрея Белого!» — тоскливо говорил А. Но Самарин не любил Гачева за что-то другое. Обсуждалась его работа «Индийский космос глазами древних греков»: если ее не утвердят, то его уволят. Позвали меня как античника, спросили первым. Я сказал: по-видимому, хорошо и утверждения заслуживает, но, конечно, я не специалист итд. Самарин стал направлять дальнейшие прения: «Видите, так как античник не считает себя специалистом, то будем осторожны…» Когда он повторил это в третий раз, я сказал: «Еще раз; считаю, что заслуживает утверждения». Работу утвердили, но Гачева все равно уволили. В нашем античном секторе не было тогда заведующего, я больше года числился исполняющим обязанности. Мне сказали: «Директор давно хочет сделать вас заведующим, но Самарин против: он не прощает вам того гачевского заседания». Я не поверил. Но, видимо, это было так: когда меня, наконец, объявили заведующим, Самарин вызвал меня, встал из-за стола и зычно спросил: «Ну, как, будем дисциплинированными?» Я сделал соответственное лицо и ответил: «Так точно!»

Он был родом из Харькова. В начале 1920-х гг. там был хороший культурный центр, оттуда вышел А. И. Белецкий, друг моего шефа Ф. А. Петровского: украинский академик, мемориальный бюст у подъезда. Лет через десять после самаринской смерти я познакомился в писательском доме со старой, доброй и умной переводчицей А. Андрес (письма Флобера и пр.). Она тоже была из Харькова, хорошо знала отца Самарина — гимнази[254]ческий, а потом школьный учитель, это он сделал людьми всех, кто вышел из Харькова. О сыне она говорить избегала. Однажды она упомянула Белецкого. Я ничего не сказал, но она перебила себя: «Вы, верно, слышали, будто Роман Мих. — незаконный сын Белецкого? Нет: этот слух пустил сам Ром. Мих. уже после войны — потому что старый Самарин в 1942 не успел эвакуироваться, оставался в Харькове при немцах, и Р. М. боялся, что ему, сыну, это испортит карьеру. А Белецкий появился в самаринском доме, когда Роману было уже лет четырнадцать». После этого я стараюсь о Самарине не вспоминать.


Соболевский

Античным сектором в институте заведовал Сергей Иванович Соболевский. Когда я поступил под его начальство, ему шел девяносто второй год Когда он умер, ему шел девяносто девятый. Было два самых старых античника: историк Виппер и филолог Соболевский. Молодые с непристойным интересом спорили, который из них доживет до ста лет. Виппер умер раньше, не дожив до девяноста восьми. Виппер был хороший ученый, я люблю его старый курc греческой истории. Зато Соболевский знал греческий язык лучше всех в России, а может быть, и не только в России.

Он уже не выходил из дома, сектор собирался у него в квартире. Стол был черный, вроде кухонного, и покрыт газетами. Стены комнаты — как будто закопченные: ремонта здесь не было с дореволюционных времен. У Соболевского было разрешение от Моссовета не делать ремонта — потому что от перекладки книг с его полок может потерять равновесие и разрушиться весь четырехэтажный дом в Кисловском переулке.

Над столом с высочайшего потолка на проводе свисала лампочка в казенном жестяном раструбе. Соболевский говорил: «А я помню, как появились первые керосиновые лампы. Тогда еще на небе была большая комета, и все говорили, что это к войне. И правда, началась франко-прусская война».

Чехов для него был писатель непонятный. «Почему у него архиерей умирает, не дожив до Пасхи? жалко ведь!» «Анна Каренина» была чем-то вроде текущей литературы, о которой еще рано судить. Вот Сергей Тимофеевич Аксаков — это классик.

Он был медленный, мягкий, как мешок, с близорукими светлыми глазками; рука при пожатии — как ватная. Почерк тоже медленный, мелкий и правильный, как в прописях. Подпись — с двумя инициалами и до последней буквы с точкой на конце: «С. И. Соболевский». Иначе — невежливо. Семидесятилетний Ф. А. Петровский расписывался быстрым иероглифом, похожим на бантик с фитой в середине, но что с него взять — молодой.

«Никогда не начинайте писем «уважаемый такой-то», только «многоуважаемый». Это дворнику я могу сказать: уважаемый».

Античных авторов он читал, чтобы знать древние языки, а древние языки знал, чтобы читать античных авторов. Когда нужен был комментарий о чем-то кроме языка, он писал в примечании к Аристофану: «Удод — такая птица». О переходе Александра Македонского через снежные горы: «Нам это странно, потому что мы привыкли представлять себе Инди ю жаркой страной; но в горах, наверное, и в Индии бывает снег». О «Германии» Тацита: «Одни ученые считают, что Тацит написал «Германию», чтобы предупредить римлян, какие опасные враги есть на севере; другие — что он хотел показать им образец нравственной жизни; но, скорее всего, он написал ее просто потому, что ему захотелось». Две последние фразы — из «Истории римской литературы», которую мне дали редактировать, когда я поступил в античный сектор; я указал на них Ф. А. Петровскому, он позволил их вычеркнуть.

«Вот Соломон Яковлевич Лурье пишет: Евангелие похоже на речь Гая Гракха — «у птиц гнезды, у зверей норы, а человеку нет приюта». Ну и что? случайное совпадение. Если Евангелие на что и похоже, то на Меморабилии Ксенофонта». И правда.

Из античных авторов он выписывал фразы на грамматические правила, из фраз составлял свои учебники греческого и латинского языка — один многотомный, два однотомных. Фразы выписывались безукоризненным почерком на клочках: на оборотах [255] рукописей, изнанках конвертов, аптечных рецептах, конфетных обертках. Клочки хранились в коробках из-под печенья, из-под ботинок, из-под утюга, — умятые, как стружки. Он был скуп.

«Какая сложная вещь язык, какие тонкие правила, а кто выдумал? Мужики греческие и латинские!»

Библиотеку свою, от которой мог разрушиться дом, он завещал Академии наук. У Академии она заняла три сырых подвала с тесными полками. Составлять ее каталог вчетвером, по два дня в неделю, пришлось два года. Среди полных собраний Платона ютились пачки опереточных либретто 1900 г. — оказывается, был любителем. В книгах попадались листки с русскими фразами для латинского перевода. Один я запомнил. «Недавно в нашем городе была революция. Люди на улицах убивали друг друга оружием. Мы сидели по домам и боялись выходить, чтобы нас не убили».

«Преподавательское дело очень нелегкое. Какая у тебя ни беда, а ты изволь быть спокойным и умным».

Там была мелко исписанная тетрадка, начинавшаяся: «Аа — река в Лифляндии… Абак. Аббат…» Нам рассказывали: когда-то к нему пришел неизвестный человек и сказал: я хочу издать энциклопедию, напишите мне статьи по древности, я заплачу. — «А кто будет писать другие разделы?» — Я еще не нашел авторов. — «Давайте я напишу вам все разделы, а вы платите». Так и договорились: Соболевский писал, пока заказчик платил, кажется, до слова «азалия».

Когда ему исполнилось девяносто пять, университет подарил ему огромную голову Зевса Отриколийского. «И зачем? Лучше бы уж Сократа». За здоровье его чокались виноградным соком. От Академии пришел с поздравлением сам Виноградов, круглый подбородок: он жил в соседнем доме. Оказалось, кроме славянской филологии в духовной академии Виноградов слушал и античность у старого Зелинского на семинарах privatissima и помнил, как Зелинский брызгал слезами оттого, что не мог найти слов объяснить, почему так прекрасна строка Горация. С Соболевским они говорили о том, что фамилию Суворов, вероятно, нужно произносить СУворов, Souwaroff: «сувор», мелкий вор, как «сукровица», жидкая кровь.

«А Сергей Михайлович Соловьев мне так и не смог сдать экзамен по греческому языку». Это тот Соловьев, поэт, который дружил с Белым, писал образцово-античные стихотворения и умирал в мании преследования: врач говорил «посмотрите мне в глаза — разве мы хотим вам дурного?», а он отвечал: «Мне больно смотреть в глаза».

Работал Соболевский по ночам под той самой лампой с казенным жестяным абажуром. В предисловии к переводу Эпикура он писал: «К сожалению, я не мог воспользоваться комментированным изданием Гассенди 1649 г…. В Москве он есть только в Ленинской библиотеке, для занятия дома оттуда книг не выдают, а заниматься переводом мне приходилось главным образом в вечерние и ночные часы, имея под рукой все мои книги… Впрочем, я утешаю себя той мыслью, что Гассенди был плохой эллинист…» итд.

В институте полагалось каждому составлять планы работы на пятилетку вперед. Соболевский говорил: «А я, вероятно, помру». Когда он слег и не мог больше работать, то хотел подать в отставку, чтобы не получать зарплату ни за что. Петровский успокаивал его. «У вас, С. И., наработано на несколько пятилеток вперед».

Он жил неженатым. Уверяли, будто он собирался жениться, но невеста перед свадьбой сказала: «Надели бы вы, С. И., чистую рубашку», а он ответил: «Я, Машенька, меняю рубашки не по вторникам, а по четвергам», и свадьба разладилась. Ухаживала за ним экономка, старенькая и чистенькая. Мы ее почти не видели. Лет за десять до смерти он на ней женился, чтобы она за свои заботы получила наследство. Когда он умер, она попросила сотрудников сектора взять на память по ручке с пером из его запасов: он любил писчие принадлежности. Мне досталась стеклянная, витая жгутом, с узким перышком. Я ее потерял.


«И ко всему, что будете вспоминать, мысленно прибавляйте: «а надо было б выть»». — М. Л. Б. [256]


Приняться за дело было нетрудно; но выполнить его с более соответственным успехом казалось зело задачливо и едва возможно даже при основательном знании немецкого языка и русской народности… надобно было перебрать весь запас наших областных речений, общенародных поговорок и т. п. и при том, для большей выдержки знаменательности оригинала, надо было собраться со всем сказочным духом русского мудрословия, главное — обеспечить себя терпением… А если встречается в иных местах особенная изворотливость рифма, либо сплошное созвучие слов, то это случилось не без умысла — отступление допустительное и искупляется само по себе вольностию перевода… Читатель сам в этом случае решит, насколько я преуспел. Всякое благоосуждение благонамеренной критики будет принято мною к надлежащему доразумению и сведению.

Предисловие к «Фаусту».

Лай Ремизов: «В России кошачий мех — печелазый, а собачий — лаялый» (Кодр., 220).

Лесть Бартенев говорил: «Я не льстец, я льстивец» (Восп. Б. Садовского).

Лабиринт (Сыну-школьнику:) Да: алгебра страшна, как лабиринт, ходить по лабиринту — научиться можно, и даже интересно, но ведь чем лучше этому научишься, тем быстрее попадешь к Минотавру. XIX век на том и пострадал: он думал, что научиться ходить по лабиринту — это уже и значит победить Минотавра.

Ленинград — «партийная кличка ставшего безымянным города» (В. Вейдле). Когда современные ленинградцы оскорбляются, если их называют иначе, чем петербуржцами, я говорю: имя петербуржца еще заслужить нужно! «Не пишите в адресе «Санкт-Петербург» это так и дышит канцелярией!» — говорил мне В. X. В самом деле: попробуйте, вообразите роман Белого «Санкт-Петербург»!

Лекции «Два часа в неделю читать кое-что по тетрадке, списанной с печатной книги» (Греч, Черн. ж., I, 12 — это источник фразы Толстого в «Воскресении»).

Логика «Как атеист смеет комментировать Достоевского?» — мысль И. Золотусского в ЛГ, 17.06.92. А как нам комментировать Эсхила?

Логика У Блока Смерть говорит «Я отворю. Пускай немного Еще по мучается он», хотя по смыслу, кажется, надо бы: «Я подожду. Пускай…» итд. [257]

Логика «Парфянский народ весьма лживым почитался для того, что, по свидетельству Геродотову, учреждены были у них жесточайшие законы против лжецов» (Кантемир, 496).

Ложе «Ложепеременное спанье», переводил Лесков слово «адюльтер».

«Люди в пейзаже» Б. Лившица — их синтаксис весь уже был в некрасовской вывеске «Медную и лудят».

Любовь и смерть



Она любила только розы,

А я любил — левкой.

Она любила шум и грозы,

А я любил — покой.


Мы разошлись. Она увяла

От вздохов и — от слез.

Меня судьба уж та-ак ломала —

Но — все я пе — ре — нес.

П. В. Жадовский, брат своей сестры

Любовь Ключевский называл Бартенева посмертным любовником Екатерины II (ГМ, 1926, 3, 180).

Любовь Люблю старшего племянника за то, что умен, а младшего за то, что глуп (Вяз. в ЛП, 24).

Любовь «Когда кто влюблен, он вреден и надоедлив, когда же пройдет его влюбленность, он становится вероломен». — Платон, «Федр», 240d. — Любовь — это когда мучишь ближнего не случайно, а сосредоточенно.

Любовь Великую любовь Пушкина каждый сочинял по своему вкусу: Щеголев — Раевскую, Брюсов — Ризнич, Цявловские — Воронцову, Ахматова — Собаньскую, Тынянов — Карамзину. Психоанализ Пушкина — дело сомнительное, но психоанализ пушкиноведения — вполне реальное.

Любовь Шершеневич о Есенине: деревня его раздражала, а он боялся ее разлюбить.

Лыко Не всяко лыко в строку, не всякий лопот в слово (пословица). Анаграмма: ключевое слово «лапоть» не названо, а подсказано.

Литературоведение «Если вы занимаетесь одним автором, то это история литературы, а если двумя, то это теория?» — спросила Н. Брагинская. [258]

Литературовед не может быть писателем и вместо этого реконструирует исследуемого писателя. Но, сказав А, нужно сказать Б (впрочем, см. А): чтобы он не хотел быть читателем и вместо этого тоже реконструировал читателя. А это ему дается гораздо хуже: ему очень хочется, вопреки логике, остаться читателем, хотя бы и незаконным.

Литературовед Был тезис В. В. Федорова: «Изучение произведения осуществляет процесс собирания литературоведа в личность». Можно ли сказать, что процесс измерения силы тока собирает амперметр в личность? Я вспомнил взбесившиеся фортепьяны Дидро.

Личность как точка пересечения Сюжет И. О. Живут шесть мужчин: семьянин, патриот, блондин, химик, спортсмен и мерзавец; и шесть женщин с такими же характеристиками. Все друг с другом связаны: супруги, любовники, приятели, сотрудники. Отношения запутываются, семьянин ревнует жену к спортсмену, по наущению мерзавца добывает у химика отраву и губит соперника. Начинается следствие, и скоро обнаруживается, что все шестеро были одним и тем же лицом. Больше того: не исключена возможность, что и следователь то же самое лицо. Но что же, стало быть, произошло? самоубийство? или все-таки нет? Не разобрался.

Личность как дефект в течении безличной истории — ср. «эстетика изучает дыры, мешающие летать воздушным шарам» (БП). «Не надо бояться потери личности — т. е. потери неумения или неспособности что-то сделать» (А. Жид, 1, 454).

Личность Начало ненаписанной книги о римских поэтах: «Все эти стихи были бы написаны на тех же силовых линиях и без этих поэтов, но явление этих поэтов стягивало эти линии в такие-то пучки, и натяжение это было болезненно и для нитей и для скрепок — эта боль и составляет предмет нашего дальнейшего рассмотрения» итд


Сон А. Она несет на голове стекла, они режут ей голову и руки, в зеркале на лице видны раны и струйки крови, как от тернового венца. Она берет полотенце, и они стираются, но вместе с лицом: полотенце — как нерукотворный лик, а в зеркале — безлицая голова, как яйцо.


Любовь Солдат после Аппоматокса сказал: «Будь я проклят, если полюблю еще какую-нибудь страну».

Любовь Нельзя возлюбить другого, как себя, но можно невзлюбить себя, как другого. [259]

Любовь Я разбирал перед американскими аспирантами «Антония» Брюсова: «страсть» — понятие родовое, «любовь» — видовое, происходит семантическое сужение итд. Меня переспросили, не наоборот ли. Я удивился. Потом мне объяснили: для них love общий случай приятного занятия love-making, a passion — это досадное отягчающее частное обстоятельство, от которого нужно как можно скорее избавиться.

«Любовь — это не тогда, когда люди смотрят друг на друга, а когда они смотрят на одно и то же» («в телевизор», добавляют циники). Может быть, мне оттого легче говорить с людьми, что я смотрю не на них, а на их предметы; и оттого тяжелее, что эти предметы мне безразличны.

Лень Не результат главное, а полнота приложения сил. — А как ее угадать? — По угрызениям: это недовольство своей ленью маскируется в недовольство результатом.

Лесть «Лонгфелло — самый американский поэт, и чтение его помогает нам понять себя, как это ни мало льстит нашему самолюбию» («Лит. история Америки»),

Ложь «Если для тебя все вокруг — враздроб и единично, то понят но, почему ты не чувствуешь, когда тебе лгут у единичного всегда может найтись своя правда». (А мне и неинтересно знать, врет человек или не врет, мне интересно знать, что на самом деле, а этого ни один отдельный человек все равно не знает.) Зато, кажется, я никогда и не верю тому, что мне говорят, а откладываю для проверки. Разочаровываться приходится редко — только в самом себе.



«Поэт — шпион Господень»,

прочитала я у Роберта Браунинга,

маленькая, едва понимая язык.

После оказалось,

что там было написано совсем не то.

Что ж:

пусть считается, что это сказала я.

Кл. Лемминг

Мазохизм Бог, создавший мир с человеческой свободной волей, был мазохистом. — «И садистом», — добавил И. О. — «Это он играет нами сам с собою в кошки-мышки», — сказал третий.

Мировая литература А. В. Михайлов говорил: изобретение этого понятия ввело филологию в соблазн судить о книгах, которых она не читала, и тогда-то филология перестала быть собой…

Маркс НН преподавала латынь в группе, где были студенты Брежнев и Хрущева; одна из начальниц остановила ее в коридоре и [260] сказала: «Вы не думайте, это чистая случайность, не делайте никаких выводов». А на психологическом факультете, когда училась моя дочь, на одном курсе были студент Маркс и студентка Энгельс. «И их не поженили?» — спросил сын. — Нет. — «А вдруг у них родился бы маленький Ленин…»

Митирогнозия Muttersprache — называл Пастернак русский мат. В шествии 18 октября 1905 г. даже извозчики не ругались, хотя ругань есть «красивый лиризм ремесла», писал В. Иванов в письме Брюсову.

Матерный Приемлю дерзновение всеподданнейше просить подвергнуть меня высокоматерному в. и. в. милосердию (Зап. Чичагова, РСт 52, 1886, 27).

Матизмы Говорят, было заседание — давно-давно! — и кто-то смело сказал: «…как интересна для исследования матерная лексика». Вдруг послышался голос (чей?): «А что интересного? 17 корней, остальные производные!» — и наступила мертвая тишина, только было слышно, как шуршали мозги, подсчитывая знакомое. Будто бы до 17 так никто и не досчитал, а спросить — стеснялись невежества: так тогда и осталось это неизвестным. А теперь-то! — Упражнения Давида Самойлова: «Замените одно неприличное слово двумя приличными. Замените все приличные слова одним неприличным».

Матизмы В немецко-русском купеческом разговорнике Марпергера 1723 русские фразы непременно включали несколько слов непристойной брани, в переводе опускаемых (РСт 1896, 5, 441). Наивный издатель пишет, что это какой-то шутник подсмеялся, диктуя немцу, итд.

Маневр Бухарцы перед боем падали и болтали ногами в воздухе, увидев, что так делали штурмующие русские после брода (чтобы вытекла вода из сапог): РСт 57 (1888), 621. См. ВЗАИМОВЛИЯНИЕ КУЛЬТУРНОЕ.

Манускрипт Александр II не читает печатного: книги и статьи по его интересу переписывают ему канцелярским рондо. (Тургенев у Гонкуров, 21 нояб. 1875).

Мнение «Многие признаны злонамеренными единственно потому, что им не было известно: какое мнение угодно высшему начальству?» (К. Прутков, Проект).

Мнение Гримм говорил о франкфуртском парламенте: когда сойдутся три профессора, то неминуемо явятся четыре мнения. [261]

Мнимые образы Словарь Морье: «метонимия 'благородной крови' = 'от благородных предков' объясняется тем, что формула крови наследуется». Но сложилась эта метонимия тогда, когда ни о какой формуле крови не знали. Когда мы читаем у Пастернака про Кавказ «он правильно, как автомат, вздымал, как залпы перестрелки, злорадство ледяных громад», то нам нужно усилие, чтобы не представлять себе автомат Калашникова, потому что стреляющих автоматов в 1930 г. не было. (У Жуковского «Пришла судьба, свирепый истребитель», кажется, воспринимается легче — почему?) А когда мы читаем про героев Пушкина или Расина, то нам лень делать усилие, чтобы не вкладывать в них наш собственный душевный опыт, и т. д. Маршак переводил Шекспира: «Как, маятник остановив рукою…», хотя часы с маятником были изобретены только Гюйгенсом, и Мандельштам: «О семицветный мир лживых явлений!» — хотя Петрарка не знал Ньютона.


Сон о Блоке. Мы с товарищем пришли к нему взять книг почитать. На лестничной площадке, ярко освещенной, стояла большая ломаная журнальная полка. Мы вытащили комплект «Вестника друзей Козьмы Пруткова»; серию в серых обложках с первым изданием «Двенадцати» (идут серые Двенадцать, а на первом плане сидит, свесив ноги, мерзкий Пан вроде сатириконовского); сборник рассказов под инициалами Н. Щ. Ь. О. Ф, книгу с надорванным титулом «Новый роман писателя-извозчика Н. Тимковского» и еще что-то. Несем Блоку для разрешения. Он молодой, в сером стройном костюме, на Тимковском указывает нам дату: 1923, говорит: «какие широкие стали поля делать». Идет записывать выданное в тетрадь, комната забита книгами с французскими старыми корешками. «А вы знаете, что мне одна дама подарила за глоток воды из стакана?» — я, не видя, угадываю: Вольтер, История Петра Великого. Да; по-французски или по-русски? — все равно. Выходим, я вспоминаю стихи Борхеса, — «Среди этих книг есть, которые я уже не прочту; От меня уходят время, пространство и Борхес». Думаю: нужно успеть вот так же раздать и свои книги; любит ли НН. Эпиктета? А на лестничной площадке мать и тетка Блока снаряжают двух белых кур в подарок ребятам: нужно только привязать к спинам ярлычки: «для ребят Нарвской заставы», а там куры сами добегут.


Мертвые души Цензоры-азиатцы говорили: нельзя, теперь все начнут скупать мертвые души. Цензоры-европейцы говорили: нельзя, два с полтиной за душу — унижает человеческое достоинство, что подумают о нас иностранцы? (Гоголь — Плетневу, 7 янв. 1842).

Мистика «Что значит мистик? Немножко мистики, и человеку уже полегче жить на свете!» — отвечает Сема-переплетчик Янкелю-музыканту в пародии на пьесы О. Дымова.

Мария Марию-Терезию звали Мария-Терезия-Вальпургия. А дочерей ее, сестер Иосифа (II) — Бенедикта-Августа — Мария-Анна-Жозефина-Антуанетта-Иоанна, Мария-Христина-Иоанна-Жо[262]зефина-Антуанетта саксонская, Мария-Каролина-Луиза-Иоанна неаполитанская, Мария-Амелия-Жозефина пармская, Мария-Елизавета и Мария-Антуанетта французская.

Мария Панин велел Топильскому составить экстракты из житий всех Марий и после этого даже по имениям запретил крестить во имя непотребных (Восп. К. Головина, 138).

Мария «В микроколлективе двух близнецов одна больше рисует, другая больше шьет, естественное распределение функций, не были ли Марфа и Мария близнецами?» (К. А. Славская).

Модель С Л. Флейшманом: может быть, Пастернак моделировал начало своего творчества от падения с лошади — по автобиографии Бальмонта? — Нет, не хотелось бы. — Решили, что скорее оба опирались на общий архетипический источник — скажем, о слепоте и прозрении Тиресия.

Молодые переводчицы строем сидели вдоль стен с напряженной собранностью недокормленных хищников.

Медиевальность «Как известно, Византия ни в одном жанре не достигла полной медиевальности, а только сделала первые шаги к ней» (С. Полякова о византийских сатирических диалогах). Я вспомнил анекдот об исторической пьесе, где оппонент героя будто бы говорил: «Мы, люди средних веков…»

Методология В отделе теории обсуждался «Оч. ист. рус. стиха». Отнесение таблиц с цифрами в приложение благосклонно расценено как мой методологический прогресс. Однако высказано пожелание: чтобы факты подтверждались теоретическими обобщениями. Именно так, а не наоборот.

«Мыслю — следовательно, сосуществую». См. НАУКА.

Мысль «Последние две фразы дописаны при редактировании, чтобы ярче выразить мысль, которой у автора не было» (Из редакторского заключения о рукописи).

Мысль «Недозволенной мысли он не скажет, но дозволенную скажет непременно соблазнительным образом» (Лесков).

Мысль «Люди думают, как отцы их думали, а отцы — как деды, а деды — как прадеды, а прадеды, они совсем не думали» (Л. Толстой: по Н. Гусеву, 339).



И знает: за окном висит звезда,

Ее отнять у города забыли.

А. Ромм, РГАЛИ [263]

Меню Царю Алексею Михайловичу с Натальей на свадьбу подавали лебединый папорок с шафранным взваром, ряб окрашиван под лимоны, и гусиный потрох. Для патриарха в пост: четь хлебца, папошник сладкий, взвар с рысом, ягодами, перцем и шафраном, хрен-греночки, капусту топаную холодную, горошек-зобанец холодный, кашку тертую с маковым сочком, кубок романеи, кубок мальвазии, хлебец крупичатый, полосу арбузную, горшечек патоки с имбирем, горшечек мазули с имбирем и три шишки ядер (Терещенко, Быт рус. народа, из Нов. Д. Р. Вивл. VI, 320).

Местничество Багрицкий считался воеводой левого полка в той кампании, где Асеев считался воеводой большого, и сидел в обозе в той кампании, где воеводой большого числился Исаковский. Нужна регистрация, паспортизация традиций: отметка «б/т» — признак неблагонадежности. См. ТРАДИЦИЙ не рвать итд.

Моралите для сына, где в душе человека светлые силы борются с темными, вытесняют их, и свет души уже мог бы слиться с светом божества, но привычка к борьбе в одиночку мешает, человек противится, и этой его заботе о личности радуется дьявол.

Meden agan В точном переводе комического героя Сельвинского: «Лучше недо- чем пере-».

Мера Вы не заблуждайтесь, в больших количествах я даже очень неприятен: знаю по долгому знакомству с собой.

Мир Сборник статей бывших верующих назывался «Как прекрасен этот мир, посмотри»; я второпях прочитал «как прекрасен этот мир, несмотря».

Мощи Были две династии сахарозаводчиков, Терещенко и Харитоненко; Харитоненко благодетельствовал городу Сумы, за это его там похоронили на главной площади, как греческого героя-хранителя, и поставили памятник работы Матвеева. После революции памятник убрали, а над могилой Харитоненко поставили Ленина.

«Мы» пишет в воспоминаниях Ахматова, имея в виду то пространство, в середине которого — Я. «Мы и весь свет», говорили крот и мышь в сказке Андерсена.

Мы «Ну, вот уж мы, поляки, начинаем немножечко бить нас, евреев», — писал Ходасевич Садовскому в 1914. Будто бы В. Стенич на гражданской войне тоже говорил: «Вот как мы на нас ударим!..» А великий князь Константин Павлович в 1831: «Как мои поляки бьют наших русских!» [264]

Мышь родила гору, и гора чувствует себя мышью.


Интеллигентский разговор. — Как вы себе представляете Пушкина, если бы он убил Дантеса, а не Дантес его? — Представляю по Вл. Соловьеву, ничего лучше не могу придумать. — Ведь Дантес вряд ли хотел его убивать. Почему он попал ему в живот? Скверная мысль: может быть, целился в пах? — Исключено: ниже пояса не целились, дуэльный этикет не позволял. — А если бы попал? — Очень повредил бы своей репутации. — Совсем трудно стало представлять себе, что такое честь. Сдержанность: оскорбление от низшего не ощущается оскорблением. В коммунальной квартире так прожить трудно. У Ахматовой было очень дворянское поведение. — Это она писала: для кого дуэль предрассудок, тот не должен заниматься Пушкиным? — Да. — О себе она думала, что понимает дуэль, хотя в ее время дуэли были совсем не те. — Как Евг. Иванов писал Блоку по поводу секундантства, помните? «Помилуй, что ты затеял что, если, избави Боже, не Боря тебя убьет, а ты Борю, — как ты тогда ему в глаза смотреть будешь? и потом, мне неясны некоторые технические подробности, например: куда девать труп…» Вот это по Соловьеву».

«Отчего Пастернак обратился к Христу? — А отчего Ахматова стала ощущать себя дворянкой? Когда отступаешь, то уже не разбираешь, что принимать, а что нет. — Ахматова смолоду верующая. — Пастернак, вероятно, тоже: бытовая религиозность, елки из «Живаго». — Нет, у Пастернака сложнее: была память о еврействе. — А я думаю, просто оттого, что стихи перестали получаться — А почему перестали? — Он не мог отделаться от двух противоестественных желаний: хотел жить и хотел, чтобы мир имел смысл. Второе даже противоестественней. — Не смог отгородиться от среды: дача была фикцией, все равно варился в общем писательском соку. — Ему навязывали репутацию лучшего советского поэта, а он долго не решался ее отбросить, только в 1937-м».

«Когда он родился? Да, в 1890, удобно считать. 50 лет перед войной, 55 после войны («это он на собственный возраст примеривает», сказал потом Ф.), война ослабила гайки режима, мир опять затянул их. О том, как он отзывался на антисемитские гонения и дело врачей, нет ни единого свидетельства, но в самый разгар их он писал «В больнице»: какое счастье умирать».

«Не люблю позднего Пастернака (оказалось: никто из троих не любит). Исключения есть: про птичку на суку, «Август», даже «Не спи, не спи, художник». Но вы слышали, как он их читает? Бессмысленно: я ручаюсь, что он не понимал написанного. — Ну, не понимать самого себя — это единственное неотъемлемое право поэта. — И сравните, как он живо читал фальстафовскую сцену из «Генриха IV» и сам смеялся — Он читал ее мхатовским актерам и очень старался читать по-актерски — И потом, любоваться собою ему, вероятно, было совестно, а Шекспиром — нет».

«Я стал понимать Пастернака — лет в 16 — только на «Спекторском». — Я тоже, хотя к тому времени и не понимая, знал наизусть половину «Сестры — жизни». — «Значенье суета, и слово только шум». А вы? — Я, пожалуй, на «Темах и вариациях». — Четыре поэта, БП, ОМ, АА и МЦ — как носители четырех темпераментов: сангв., мел., флегм., холл. Каждый может выбирать по вкусу. И равнодействующая двух непременно пройдет через третьего. — А ваше предпочтение? — Цветаева и Мандельштам. — Несмотря на Ахматову? — Цветаева могла бы написать всю Ахматову, а Ахматова Цветаеву не могла бы. Ахматова говорила: [265] «Кто я рядам с Мариной? телка!» — Ну, это была провокация — Да, конечно, опять дворянская сдержанность итд.»

«Вы слышали его ранние прелюды? Они построены на музыкальных клише. — Странно: поэтика клише — привилегия Мандельштама. — Нет: цитата и клише — вещи разные. — Правда, в музыке он пошел не дальше Скрябина. Харджиев его за это осуждает. Но ведь Скрябин, Шенберг, Стравинский — это как раз и есть три пути музыкального модерна. — Он и в стихах пишет словами, как нотами, — по музыкальным правилам; а мыслью — по философским правилам. В ранних черновиках так и видишь переходы от конспектов к стихам. — Напишите об этом!» Собеседниками были И. Бродский, Л. Флейшман и я.


Наука «Мыслю — следовательно, не существую» — подоснова Баратынского. И Нельдихена, у которого книжка называлась «Non cogito ergo sum». В первом издании учебника Попова и Шендяпина «Cogito ergo…» было на первой странице как идеальный пример презенса; во втором цензура досмотрелась, и напечатано было «Sic Carthesius, at nos: Sumus ergo cogitamus».

Наука Естественные науки существуют, чтобы человечество не погибло от голода, гуманитарные — чтобы не погибло от самоистребления. «Об одном прошу: выбирай профессию в базисе, а не в надстройке», сказал отец моему ровеснику-десятикласснику.

Национальность Немцам у А. Дурова особенно нравились свиньи, французам козел и собаки, испанцам кошки и крысы, итальянцам петухи (ИВ 51, 1893, 447).

Напряжен как струя, переливаемая из пустого в порожнее.

Ностальгия — от нее эпическое обилие подробностей. Гомер — ностальгия по времени, «Пан Тадеуш» — по пространству, а «Цветы Польши» — по языку. (А «Улисс» по всему сразу?) «Онегин» был начат в Одессе и кончен в Болдине.

Наслаждение Риторика, упорядочив общее, позволила наслаждаться индивидуальным, все равно как культура в XVII в., победив природу, позволила наслаждаться горными и морскими пейзажами итд (см. NATURGEFUHL).

Начальство Воздухом дышали потому, что начальство, снисходя к слабости нашей, отпускало в атмосферу достаточное количество кислорода (Н. Любимов о Каткове, 183).

Наоборот «В службе не рассуждают, а только исполняют, а вне ее наоборот», — говорил генерал Плещеев в оправдание своих вольных речей на досуге (РСт 60, 1888, 412). [266]

Не За разделом стихов неопубликованных должен следовать раздел стихов ненаписанных. Кажется, осуществил это только А. Кондратов. (Ср. ненаписанный рассказ Дельвига.) Я сказал С. Аверинцеву: «Мое лучшее сочинение — это ненаписанная рецензия на мой ненаписанный сборник стихов, продуманная, с цитатами и всем, что положено». Он заволновался: «М., ее непременно нужно написать!» — но я решил, что это ее только испортит.

Не Василевский-младший подписывался «He-Буква», Я. Перельман — «He-Дымов», критик А. Архангельский мог бы подписываться «Не-тот».

Не «Если бы вы знали, как трудно написать хорошую трагедию», говорил трагик. «Зато знаю, как легко совсем не писать трагедий», говорил критик

Нет Личность определяется не тем, что в тебе есть, а тем, чего в тебе нет: ты ее проявляешь, не делая того-то и того-то. Этому и учил Сократа демоний.

Не совсем Ренан говорил: люди идут на муку только за то, в чем не совсем уверены.

Non leguntur Психолог Бромфенбреннер два года был в СССР, написал книгу «Два мира — два детства» и, чтобы ее перевели, слова написал хорошие, а в таблицах дал данные настоящие. Оправдалось: таблиц никто не читал.

Несомненно Ходасевич жаловался Гершензону на научное одиночество: «Гофман — очень уж пушкинист-налетчик; да Котляревский — ужасно видный мужчина, и все для него несомненно». (И. Сурат).

Несомненно «Это несомненно, потому что недоказуемо», было сказано на Цветаевских чтениях в докладе «Цветаева и Достоевский» — в том, где говорилось: «внутренний свет М. Ц. можно увидеть через сезамы», «звено между ними Блок, но на этом не останавливаюсь, ибо это уведет за пределы не только темы» и «между ними есть и словесные совпадения, например: «мне совершенно все равно»».

Наука (ее границы). Я представил, что такое вещь в себе: меня что-то бьет, то под дых, то по затылку, а я могу только отмечать и рассчитывать ожидание ударов, чтобы съеживаться или уклоняться; а кто бьет, я все равно никогда не узнаю. Я умная марионетка, я стараюсь, чтобы дерганья моих нитей не были неожиданны, и неважно, какой мировой порядок ими кукло[267]водит. Но очень уж много нитей, и все тянут в разные стороны.

Nomen — omen русский перевод: бог шельму метит.

Нрзбр Мы сидели с Н. В. Котрелевым над каракулями М. М. Замятниной в записях лекций Вяч. Иванова о стихе и споткнулись об очередное «нрзбр». Я с удивлением сказал: «Тут очень ясно написано русское слово, означающее «задница»…» (он согласился) «…но мы его отложим до другого номера НЛО».

Принимая невроз за символ веры.

Нити Быть марионеткой и думать, откуда твои нити, внутренние и внешние, — лучше, чем делать вид, будто их нет.

Нравственность — это чтобы знать, что такое хорошо и что такое плохо, и не задумываться, для кого хорошо и для кого плохо.

Нравственность (ИЮП:) По черновикам видно: Пастернак ведет слово — Мандельштама ведет слово — Цветаева сочетает то и другое: прозаическими наметками указывает направление, но идет в этом направлении по-мандельштамовски, слушаясь слова. Черновики БП нравственней, чем черновики ОМ, потому что временного себя он правит с точки зрения постоянного себя: много раз у него пробивается тема «больной весны», но он всегда ее вычеркивал.

Наедине О. Седаковой духовник сказал о ее стихах: «Это не всегда можно понять, нужно остаться с собой далеко наедине». «А я давно не могу так, получается только близко наедине, а это самое неприятное место — область угрызений совести и пр.».

Над «Она всегда думает над чем-нибудь, а не о чем-нибудь» (Лесков, «Смех и горе», 69).

Наш «Нет у нас ни либералов, ни консерваторов, а есть одна деревенская попадья, которая на вопрос, чего ты егозишь в Божьем доме, отвечает это не Божий дом, а наша с батюшкой церковь» (Лесков же).

Nevermore На дверях у Сергеева-Ценского было написано: «Писатель Сергеев-Ценский не бывает дома никогда» (Восп. В. Смиренского, РГАЛИ).

Nevermore Стихотворение Мореаса под таким заглавием начиналось:



Le gaz pleure dans la brume,

Le gaz pleure, tel un oeil…

а по-русски: [268]



Плачет газ в ночном тумане,

Плачет газ, как плачет глаз…

По всему опыту теории и практики перевода должно казаться, что русский текст — оригинальный, а французский — переводной.

О Когда в 1952 появилась статья «О романе В. Гроссмана…» Твардовский сказал: «Если «о», то добра не жди».

О! — Стасюлевич предлагал формулировку: «о времена! о ндравы!» (V, 77). Ср. ЛИТЕРАТУРА.

Образ автора Лукреций написал страстную поэму во славу Эпикура и эпикурейства. Эпикур и эпикурейство считали идеалом тихую неприметность и душевный покой. Видимо, Лукреция следует представлять себе скромным и добропорядочным человеком, в уютном садике на мягком ложе неспешным пером набрасывающим пламенные строки. Но почему-то никто этого не хочет. А НН. отказывается верить в единственный достоверный портрет Петрарки — кругленького, мешковатого и похожего на пингвина.

Обращение «мужчина! женщина!» почему-то слышится на улицах только в устах женщин: мужчины обходятся без них. Что, если ответить: «Женщина…» — звучало бы это бранью?

Оборона необходимая Первая русская книга о ней называлась: «Незаменимая саморасправа» (Кони).

Общее Утверждая лишь общеизвестное и пересказывая лишь общедоступное.

«Однобой бывает хуже разнобоя». — Д. С. Лихачев.

Обустроить «Любезный почитатель!.. Пишите, я оботвечу все вопросы», — писал Северянин Шершеневичу.

Обоняние Охота Ротшильда: с утра таскают по лесу оленью шкуру, а днем с собаками охотятся на запах без зверя (Гонкуры, 24 дек 1884). Вспомнил бы это Розанов!

Осязание Восп. Н. Петрова: в окт. 1917 в Смольном первое ощущение — идешь не по плитам, а как по листьям, по мягкому слою окурков и обрывков; второе — не найти комнату, потому что ни одного номера на дверях не видать вплотную за махорочным дымом.

Однофамильцы Музыку на стихи Маяковского писали композиторы В. Белый и В. Блок. [269]

Орфография Св. — Мирский в «Русской лирике» 1923 печатает петербургских поэтов по старой орфографии, а московских по новой.

Орфография старая, в пер. Мея из Гюго: «Спросили они: как на быстрых челнах… — Гребите, — оне отвечали». При переводе на новую орфографию диалог обессмысливается; так, обессмысленным, кажется, его и поют в романсе Рахманинова.

Опечатка машинистки в Диогене Лаэртском: вместо «стихи Гесиода» — «стихи Господа».

Определеныш «Не думайте, что я какой-то определеныш, что я знаю боль ше, чем вы» (С. Дурылин; кажется, в письмах к В. Звягинцевой).


Американская аспирантка писала «Отношение к Лескову в современной русской культуре», читала «Молодую гвардию» и «Наш современник» и огорчалась, не находя ничего разумного. Я сказал и не найдете. Лесков умудрился совместить несовместимое: быть одновременно и моралистом и эстетом. Но моралистом он был не русского интеллигентского или православного образца, а протестантского или толстовского. И эстетом был не барского, леонтьевского образца, а трудового, в герои брал не молельщиков, а богомазов, и орудие свое, русский язык, любил так, что Лев Толстой ему говорил: «слишком!» Таким сочетанием он и добился того, что оказался ни для кого не приемлем, и какая литературная партия ни хочет взять его в союзники, всякая вынуждена для этого обрубать ему три четверти собрания сочинений, а при такой операции трудно ожидать разумного. Нынче в моде соборность, а у него соборно только уничтожают чудаков-праведников. Интеллигенции положено выяснять отношения с народом, а Лесков заявлял «я сам народ» и вместо проблемных романов писал случаи из жизни. В XVIII в., когда предромантики пошли по народную душу, им навстречу вышел Роберт Бернс, сказал «а я сам народ» и стал им не диктовать, а досочинять народные песни: «почему я не имею на это права?» Сопоставление это так меня позабавило, что дальше я уже не рассуждал.


Ономастика В Ленинграде была улица А. Прокофьева, к юбилею ее пере именовали в улицу С. Есенина. (Так Хармс каждый день давал новое имя знакомой собаке, и гулявшая с нею домработница важно говорила знакомым: «Сегодня нас зовут Бранденбургский Концерт!»). А в Калинине есть улица Набережная Иртыша — узкая, кривая и сухая.

Ономастика Город Мышкин близ Углича выродился в населенный пункт Мышкино; группа энтузиастов устроила в городе мышиный музей — куклы и «все о мышах» — и спасла город (Слышано в «Мире культуры»).

Относительность Если бы у нас не было Лермонтова, мы восхищались бы Бенедиктовым; и мы гнушались бы Лермонтовым, если бы у нас был NN, которого у нас не случилось (Ср. БЫ). «Конечно, по [270] сравнению с Гадячем или Конотопом Миргород может почесться столицею; однако ежели кто видел Пирятин!..» («Дневник провинциала»).

Отношение Брюсов мотивировал изобретение одностишия: во многих больших стихотворениях хорош только один стих на фоне слабых — будем же записывать только эти строки, а фон уберем. Не получилось: на странице одностиший ощущаются хорошими только одно-два, а остальные уходят в фон. Важным оказывается не стих, а соотношение между стихами: Gestalt, как когда курочек кормили на черно-серых и серо-белых подстилочках.

Охрана Общество охранки памятников старины.

«Охотнорядцы с Проспекта Маркса», сказал Аверинцев.

Оценочность в филологии — лишь следствие ограниченности нашего сознания, которое неспособно вместить все и поэтому выделяет самое себе близкое. (Я еще больше полюбил С. Ав., когда он сказал: «Как жаль, что мы не можем любить всё — так, как этимологически должны фило-логи») Не надо возводить нашу слабость в добродетель.

Очень Ф. А. Петровский любил пример на избыточность гиперболы: «Я вас люблю» и «Я вас очень люблю» — что сильнее? — У кого был хлестаковский стиль, так это у Цветаевой: 40 000 курьеров на каждой странице, особенно заметны в прозе («русские песни — все! — поют о винограде…»). Хорошо, что мне это пришло в голову после цветаевской конференции, а не до: разорвали бы. (Так и Ахматова говорила Чуковской: «Мы, пушкинисты, знаем, что «облаков гряда» встречается у Пушкина десятки раз», — это неверно, см. пушкинский словарь). Ср. Мирский о ее «пленном духе», А. Белом: «Хлестаков пополам с Иезекиилем». «Если бы Хлестаков задумал соперничать с Паскалем, он писал бы именно так» (как Кельберин) — В. Яновский, Поля Елис.

Одиночество «Позиция Цветаевой — публичное одиночество: оставшись без публики, она не могла жить» (Саакянц, 489). «Воинствующее одиночество» Маяковского, читающего «Облако» в Куоккале, вспоминала Л. Чуковская.

Одиночество «Самомнение — спутник одиночества» (Плат., письмо 4, 321с), любимая сентенция Плутарха.



Фалес.

— Какие прелести! Я возъюнел…

Вдруг усладительно оторопел…

Я совершенство лепоты узрел! [271]

Да! мир живучий порожден водой —

Живет и движется лишь мокротой

И истекает, что воды застой…

Ты, Океан, источниче живой! <…>

Когда бы о! не капало нам с крыш —

Что был бы мир без Океана?.. шиш!

Ты, Синий, все живишь и всех свежишь.

Эхо, целым хором.

— Ты, сыне, все жидишь и всех смешишь.

«Фауст»


«ФАУСТ: полная немецкая трагедия Гете, вольнопереданная по-русски А. Овчинниковым. Рига, 1851» — первый русский перевод второй части «Фауста»; последние страницы, с витающими отцами церкви, из одних цензурных точек, — не такая уж забытая книга, но нимало не изученная. Я просил Р. Д. Тименчика поручить кому-нибудь из учеников поискать в рижских архивах сведения об Овчинникове, но не успелось. В. М. Жирмунский посвятил Овчинникову несколько страниц, процитировал монолог Фалеса и кусок. маскарада и нашел в переводчике сходство с Велимиром Хлебниковым. Я бы сказал — скорее с Андреем Белым. Такого скопления внутренних рифм, как в конце следующего отрывка, больше в XIX веке не было ни у кого. И почти ручаюсь, что его читал А. Пиотровский, переводя Аристофана.




Елена очухивается и приходит в себя.

Форкиада. — Предстоишь опять в величии своем — ты, прелесть мира!

Повелительность во взорах: повелеть лишь поизволь!

Елена. — Всё вы шишкалися время — торопитесь, у кумира

Ставьте жертвенник скорее, как заказывал король!

Форкиада. — Уж готово все — треножник, чаша, острая секира,

И окурка и обрызга есть для жертвы, хоть изволь…

Елена. — Не сказал король что жертва…

Форкиада. — Льзя ль сказать? о, страхоты!

Елена. — Что тебе за страх?

Форкиада. — Да как же? эта жертва — это ты!

Елена. — Я?

Форкиада. — И эте.

Хороиды. — Мы? о, горе!

Форкиада. — Ты падешь под топором.

Елена. — Ужас! чуяло мне сердце.

Форкиада. — Не спастися животом!

Хороиды. — Ах! что с нами!

Форкиада. — Благородна будет смерть ей; но сударок

Вас возьмут, на шею петлю, и развесят как гагарок

По подкрыше, там, где выше…болтыхайтеся потом!

Елена и Троянки стоят пораженные до недвижности; умолкность что в подземелье.

Форкиада. — Что тени… что отерплые творенья

Стоят! трухнули разлучиться с днем,

Который не обязан им ни в чем. [272]

И люди все такие ж привиденья —

Не распростятся с солнечным лучом,

Пока их не приторнешь в подколенья.

Ни вопля ради вас, ни заступленья

Не будет! — верьте, решено на том!

И так прощайтеся! а мы начнем

Тотчас свое…

(шлепает в ладоши; около дверей ниотколь взялись маленькие кругленькие карапузики)

Эй, Катышки-Зломордки!

К нам, к нам катитесь! расходитесь! есть

Вреда вам здесь не-весть, да будьте вертки!

Сперва постав для глав сыскав принесть,

Там став треногий златорогий; в ноги

Ему примкнуть в упор прибор — топор;

Тогда нужда — вода: нам крови многий

Смыть с рук и с ног припек; ковер на сор —

Не месть, как есть — нанесть доброприлично

Для мертви — жертвы личной безобычной,

Язычной крали! — Чуть глава долой —

Ее за чуп! и труп нести за мной.

А потом хороиды упрашивают Форкиаду пожалеть их;



— Ты премудрая сивилла, препочетная ты парка —

Спрячь же ноженцы златые, спрячь и девиц полюби!

За твою любовь попляшем так, что небу будет жарко:

Уже плечики снуются, ножки хочут дыбъ-дыби…

Ах, смоги нам, пособи!..


Понаслушались — объяснил ямщик, погонявший лошадей: «Ой вы, Вольтеры мои!» (Вяз., 8, 190).

Польза Бог послал бы нам второй потоп, когда бы увидел пользу от первого (Шамфор).

Препинание Кокошкин, переводчик «Мизантропа», служит при Мерзлякове восклицательным знаком, — говорил Воейков.

Памятник Структуралистам говорят: мы можем-де изучать памятник формальным анализом, но не поймем его, не зная, кому он был поставлен. Да, не поймем. А как вы надеетесь узнать, кому он был поставлен? Вся практика постструктуралистов теряет смысл и даже интерес, будучи перенесена на древние и чужие культуры, которых мы непосредственно не ощущаем, а разве что перевыдумываем.

Паскаль У С. Кржижановского: «Учитель, проповедовать ли мне смертность души или бессмертие?» — А вы тщеславны? — «Да». — [273] Проповедуйте бессмертие. — «?» — Если ошибетесь — не узнаете; а если станете проповедовать смертность и, не дай бог, ошибетесь, — ведь это сознание вам всю вечность отравит.

Парнас Майков, потомственно беломраморный и возвышенно уютный. «А у Майкова Муза — высокопревосходительная», — говорил Фет (РМ 1917, 5–6, 115), написавший «Пятьдесят лебедей…»

Пламень «Жители юга, избалованные расточительною природою, более ленивы, но пламенны». «Немки кофею пьют мало и не крепкий, по причине пламенных воодушевлений к нежностям» (Терещенко, Быт рус. народа, 154, 279).

Пастиш Я предложил студентам задать мне стихотворение для импровизированного анализа, предложили Рубцова: «В горнице моей светло…». Пришлось отказаться: такие простые стихи были труднее для разбора, чем даже фетовская «Хандра». Рубцов копировал стиль стихов «Родника» и «Нивы» за 1900 г., и копировал так безукоризненно, что это придавало им идеальную законченность: перенеси на страницу старой «России» — не выделится ни знаком. Собрание сочинений Жуковского состоит из переводов из европейских поэтов, собрание Рубцова — из переводов из русских поэтов.

Перевод Переводчики — скоросшиватели времени. Был международный круглый стол переводчиков (ИЛ, 1979, 4): все жаловались на авторов, знающих язык переводчика и тем сковывающих его свободу. Как будто заговор авторов против мировой куль туры. Впрочем, М. Тейф говорил — см. СВОБОДА.

Перевод «Я попробовал заставить Шекспира работать на меня, но не вышло», сказал Пастернак И. Берлину. Пастернак в стихах этих лет искал неслыханной простоты, а привычную потребность в шероховатом стиле удовлетворял переводами, где на фоне обычной переводческой гладкости это было особенно ощутимо. Так и Ф. Сологуб в 1910-е раздваивался на инертные стихи-спустя-рукава и на футуристические переводы Рембо.

Перевод «Переводить так, как писал бы автор, если бы писал по-русски». Когда писал? при Карамзине? при Решетникове? при нас? Да он вовсе бы не писал этого, если бы писал при нас! Задача перевода — не в том, чтобы дать по-русски то, чего не было по-русски, а в том, чтобы показать, почему этого и не могло быть по-русски.

Поэт «М. Шелер был на диете, но забыл роль философа и на банкете ел, как поэт, через два месяца он умер». — Л. Шестов, разговоры с Б. Фонданом. [274]

Поэзия по Щедрину: «Вольным пенкоснимателем может быть всякий, кто способен непредосудительным образом излагать смутность наполняющих его чувств».

Поэзия Есенин с извозчиком: а кого из поэтов знаешь? «Пушкина». — А из живых? — «Мы только чугунных» (Мариенгоф).

Подлежащее В газете, к 10-летию Чернобыля: «…к нам ко всем отношение — как к радиоактивной пыли: не замечают, не замечают, а потом оказывается, что ты подлежишь захоронению».

Подтекст



…А неосознанный протест

Во всем искал иной подтекст.

(А. Парпара, «Поступок», 1984, 17)

Подтекст Я сказал Р. Тименчику, что «черное солнце» задолго до Нерваля и пр. было в 9-й сатире Горация, где от докучного собеседника у героя потемнело в глазах; он ответил: «Эти подтексты мы уже бросили собирать». Тем не менее вот еще один: «Черное солнце (Рассказы бродяги)» Александра Вознесенского, М., 1913 Это тот Вознесенский (наст. фамилия Бродский), который после революции работал в кино; случайно встретив, его подозвал Маяковский: «Ну, Вознесенский, почитайте ваши стихи!» — «Зачем, Вл. Вл., вы ведь поэзию не любите?» — «Поэзию не люблю, а стихи люблю» (РГАЛИ).

Подтекст Самый совершенный образец использования подтекста — анекдот о еврее, который сокращал текст телеграммы (или вывески) до нуля.

Подтекст Вот и достигнут логический предел: Л. Ф. Кацис объявляет подтекстом «Неизвестного солдата» словарь Даля (De visu, 1994, 5).

Подтекст 5-ст. анапест «905 года» — не от застывшего стиха «Разрыва», как я думал раньше, а от романса С. Сафонова: «Это было давно… я не помню, когда это было… Пронеслись, как виденья, и канули в вечность года. Утомленное сердце о прошлом теперь позабыло» итд.

Подтекст «При Низами, чтобы стать поэтом, нужно было знать на память 40 000 строк классиков и 20 000 строк современников». Оказывается, еще говорилось: знать наизусть 10 000 строк и забыть их. Чтобы они порождали подтекст.

Потребности От каждого по способностям, каждому по потребностям, — а если моя потребность — в том, чтобы мною восхищались за то, к чему я не имею способностей? Ср. профессию «читатель амфибрахиев» в «Сказке о тройке». [275]

Потребительское отношение к человеку у М. Цветаевой: зажечь им себя и выбросить спичку.

Постмодернизм «Что такое постмодернизм?» — Продукция последних лет, в которой еще не успели разобраться. — «А постмодернисты говорят: они — новая культура, потому что раньше старое и новое противопоставлялось, а теперь они сосуществуют». — Это они выдают ущербность за достоинство: когда название начинается с «пост», это уже противопоставление. — «И что у них нет больше риторики». — Мысли без риторики так же неизложимы, как слова без грамматики: самая яркая индивидуальность не станет сочинять себе язык из небывалых слов. «Тогда, пожалуй, в их риторике есть даже свой аттицизм и азианизм…» итд.

Постмодернизм О. П.: «Фомичев говорит, что в новом академическом Пушкине непристойности все равно будут заменяться черточками — почему? — потому что очень уж много их наплыло в современную литературу. Вот постмодернизм неведомо для себя: он воспринимает Пушкина на фоне Юза Алешковского».


Из писем помещицы Коробочки к Ф. А. Петровскому. «Как печатать такие слова, как «ни фаллоса»? не набирать ли их латинскими буквами, а объяснять в примечаниях, вместе с Эос и гиатусом?»


Постмодернистам Конфуций бы сказал: вы ищете что-то за текстом («то, что сделало возможным текст»), — а то, что в тексте, вы уже поняли?

Притча (В. Жаботинский, «Пятеро»). Был рыцарь с пружиною вместо сердца, совершал подвиги, спас короля, убил дракона, освободил красавицу, обвенчался, прекрасная была пружина, а потом, в ранах и лаврах, приходит к тому часовщику: да не люблю я ни вдов, ни сирот, ни гроба Господня, ни прекрасной Вероники, это все твоя пружина, осточертело: вынь!» («Это он о самом себе», — сказал Омри Ронен: «писатель по призванию, а всю жизнь заставил себя заниматься политикой»!).

Первочтение — тренировка на забывание ненужного, перечтение — на воспоминание нужного. Самед Вургун говорил: предпочитаю вольные переводы точным, потому что точные нравятся, когда я читаю их в первый раз, и противны уже со второго» (СС, 3, 242).

«Joyce cannot be read — he can only be reread» (J. Frank, The widening gyre, 1963, 19).

Преподавание — это сочетание неприятного с бесполезным, говорила Л. Я. Гинзбург [276]

Преподавание Отношение к нему погубило Галилея. В Падуе его охранила бы Венеция; но он так тяготился университетским преподаванием, что принял приглашение в придворные ученые к тосканскому герцогу и там попался.

Псоглавцы (Е. Р.) «Монголы посылали разведчиков на север, безбородых чукчей приняли за сплошных женщин, а чтобы объяснить детей, предположили, что они от ездовых собак: сильный половой диморфизм, только и всего».

«Пораженец рода человеческого», называл Шпенглера Т. Манн.

Пол «Ахматова успела из дамы стать женщиной, а из женщины человеком», а Г. Иванов, этот манекенщик русской поэзии, все еще… (С. Парнок в «Шип.» 1, 1922, 173).

Правда «Я боюсь бога, когда лгу, и вас, когда говорю правду», сказал Ахнаф халифу Муавие.

Правда У Станиславского и Немировича «одно было общее: обоим никогда нельзя было до конца сказать правду» (Виленкин, 207. Ср. восп. Немировича: знаменитый разговор в Славянском базаре кончился репликами: «…нужно будет говорить правду в глаза». — Нет! — ? — Я не могу, когда мне говорят правду в глаза. «Никто другой этого бы не сказал вслух», замечает Немирович).

Прямота И. П. Архаров, встретя в старости друга юности: «Скажи мне, друг любезный, так ли я тебе гадок, как ты мне?» (Вяз., 8, 364 о Гагарине). Подтекст горюхинского «да и вы, батюшка, как подурнели».

Право Я люблю русскую поэзию, но не чувствую за собой на нее права и предъявляю стиховедение как отмычку. Кто говорит «я имею право…», тот уже этого права не имеет.

Подгонка под ответ — таков механизм функционирования культуры. Нам задано: Шекспир, Рембрандт, Бах — великие художники; и нам предложено: извольте каждый обосновать, почему. Кто выполнит это подробнее и оригинальнее, тот и культурнее. Нужно быть Львом Толстым, чтобы сказать «да может быть, ваш Шекспир — плохой писатель!» (собственно, очень многие думают, что Шекспир — порядочная скука, но стесняются об этом говорить). И нужно быть полу-Толстым, чтобы внушить: «А ведь Вермеер — художник не хуже Рембрандта!» Почему «полу-»? Потому что открытия новых ценностей в прошлом, кажется, происходят чаще, чем закрытия старых. В античности уже не [277] осталось места, свободного от ценностей, и только такой полубог, как Виламовиц, мог мимоходом бросить «эта эпиграмма плоха». — Принятие готовой религии, это ведь тоже все равно как подгонка своего религиозного чувства под заданный ответ.


Я защищал кандидатскую диссертацию в 1962 («Федр и Бабрий»; секретарь ученого совета упорно делал ударение «БабрИй»). Получил две трети голосов в обрез: одним меньше, и не прошел бы («Вы везунчик», сказала потом Л. Вольперт). Это было по совести: вторая защищаемая диссертация было на тему «Труд в поэзии Маяковского», из провинции, и написанная так, как должны были писаться такие диссертации. Любому члену совета должно было быть ясно одно: если одна из этих двух диссертаций — наука, то другая — не наука. А дальше каждый делал выбор по своему искреннему разумению.


Почти «Почти гений» стало почти термином применительно к Андрею Белому.

Понимание Психиатр по подростковым самоубийствам говорила: труднее всего ей найти взаимопонимание с учителями, с милиционерами — легче.

Понимание Белинский через сто лет не понимал Ломоносова и говорил, что у нас нет литературы; мы через сто лет не понимаем Толстого, но уверяем, что у нас есть литература, да еще какая!

«Понятное — это не только то, что уже понято» (Брехт. О лит., 151).

Пирог Все мои душевные проблемы в конечном счете сводятся к желанию и съесть пирог, и в руках его иметь («вот он съеден, и что теперь?»). Но, кажется, к этому сводятся и все проблемы всех проблемствующих?

Предпародией деконструкции была игра «Сделай сам» у Ст. Лема; ср. также у Борхеса «предположим, что «Илиаду», «Божественную Комедию» и «1001 ночь» написал один человек, и реконструируем образ этого человека». В науке критерий предпочтительности гипотезы — простота, а здесь, вероятно, сложность. Простейший вид этого усложнения — предположить, что вещь ироническая, и все нужно понимать наоборот. Такие случаи бывали.

«Плакаться в бронежилетку», сказала Н.

Платон Продавали 1-й том Монтеня отдельно от 2-го, хотя во 2-м был общий комментарий к обоим. «Вот платоновский человек, расколотый на половинки, — сказала Н., — теперь будут браки по объявлению между владельцами томов». [278]

Порядок Николай I посетил Оуэна в Н. Ленарке и выразил удовлетворение порядком; а вот лондонский парламент ему совсем не понравился.

Порядок политический «Сев. Пчела сообщала, что при пожаре люди горели в удивительном порядке, и все надлежащие меры были соблюдены» (Никитенко, 10 февр. 1834). В подтексте — «du moins mon malade est mort gueri».

Проституция процвела в Петербурге после освобождения крестьян, с закрытием помещичьих гаремов (Скабич., 242).

Пост Цзи Юнь говорил: поститься — это все равно что не брать взяток по вторникам и четвергам.

Православие современное. «Атеисты всемилостивейше пожалованы в действительные статские христиане» (Ключевский, Письма, 1968, 259).

Православие «Я прочитал катехизис» — с гордостью сказал знакомый моего сына. «Это что, евангелие?» — спросил товарищ. «Нет, это вроде методического пособия», — ответил тот. У Лескова персонаж говорит: «Так как катехизис Филарета я уже читал и, следственно, в Бога не верил…»

Пых «Не знает их копье отдыха, Грудь взнемлется от часта пыха» — В. Петров, На взятие Измаила. Там же: «То турк, напря, вспять росса нудит, То росс весь жар души разбудит». Ср. На шведский мир: «Но росс отважен, бодр, обратлив, На исплошенье неподатлив». Ср. СОВЕСТЬ.

Пятый пункт «Я неверующий», — сказал я. «Но православный неверующий?» — забеспокоился старый Ш. И услышав «да», успокоился.

Перевод А. Г. на кандидатской защите сказала: я полагала, что диссертацию о Хармсе можно писать немного по-хармсовски. (Статей о Деррида, написанных по-дерридиански, мы видели уже очень много.) Это все равно что — по доктору Кульбину — не переводить стихи с языка на язык (в данном случае, научный), а переписывать русскими буквами.

Перевод После «Энеиды» Ошерова я сказал ему: «Если бы у нас акклиматизации подлежали не имена, а вещи, то вам надо было бы перевести «Улисса», и он оказался бы прекрасной прозрачной русской прозой». Он погрустнел, но не спорил. Примерно то же сказал издатель Н. Автономовой, прочитав ее перевод Деррида после бибихинского. [279]

Погода Я шел по Арбатской площади — ровное-ровное серое небо, черная без снега земля, промытый прозрачный воздух, все ясно и отчетливо, — и показалось, что вот она, моя погода, мы с нею созданы друг для друга и ждали этой встречи всю жизнь, и как жалко, что это счастье мимолетнее всякого другого. На обратном пути небо уже расслоилось волокнами, и все разрушилось.

Проба Цель филолога — узнать, как делаются вещи, возможность переводчика — проверить надежность узнанного. Как сократовский космолог, для пробы создающий перевод горы или моря. (Впрочем, еще И. Виноградов писал, что Каверин состоит карманной литературой при формалистах: они скажут «будущее — за сюжетностью», и Каверин тотчас выдаст им сюжетность.)

Предлоги По аналогии с свободой-от и свободой-для, может быть, можно говорить о совести-для (диктующей выбор) и совести-от (отягчающей его последствия)? А по аналогии с забытой свободой-в — о совести-в (знающей свои пределы, такие же узкие, как у свободы)? (Тоска о том, что у тебя нет совести, это и есть совесть, сказала Т. В.).

Пропаганда Книга А. Камерона о Клавдиане начиналась приблизительно так: «Опыт нашего века заставляет нас пересмотреть наше отношение к историческим источникам: сто лет назад мы считали, что никакая пропаганда не могла написать, будто поражение — это победа, теперь же…»

Пропаганда Сталинградский приказ Сталина немцы разбрасывали с самолетов как листовки для нашей паники (ЛГ, сент. 87). Японские пропагандистские фильмы показывали такие ужасы войны, что казались американцам антивоенными.

Пропаганда М. Б. Плюханова: «Иезуиты в каждом разговоре сыплют анекдотами: курс им читают, что ли?»

Пропаганда (источника не помню). Были в войске два товарища, язычник и христианин, второй все старался об обращении первого, довел его до богохульств, тут конь понес его и убил, и друг горько плакал о его погибшей душе. Но Христос явился ему и сказал: не плачь, он в раю, он стремился ко мне вседневно и всечасно, и ты ему только мешал своими уговорами.

Просвещение В XVII в. в Готе, самой просвещенной в Германии, принцессам мыли головы через субботу в 4 часа, а раз в месяц принималась ванна (РВ 1902, 1, 227). [280]

План «Как Вергилий отчитывался в выполнении плана по «Энеиде»? Он представлял Августу прозаические конспекты будущих песен. Вы уверены, что они были хуже «Энеиды»?»

Поздравление (А. И. Доватуру). Вам 80 лет, но мы знаем, что Вам больше, потому что наука наша долго жила на таком положении, в каком и ныне солдатам засчитывается месяц за год. А мы, знающие мифографов с их генеалогиями и хронологиями, где иное десятилетие идет за год а иной год за десятилетие, итд. Телеграмма: «В Ваши Платоновы годы желаем Вам Аргантониевых лет».

Почта Пса, спавшего с семью эфесскими отроками, звали Халеф (Калеб), и если его имя написать на конверте, письмо непременно дойдет («Рукопись, найд. в Сарагосе»). А в мифологической энциклопедии имя пса — Катбир. Вот и не спутай.

Потенция Скульптор, делающий статую по формуле «отсекаю ненужное», — сколько потенциальных шедевров он отсек! Об этом много думал поздний Лотман.

Псевдоним Надеждин получил свою семинарскую фамилию от рязанского преосвящ. Феофилакта (Барсуков, II, 343); знал ли об этом Пушкин, сочиняя Косичкина?

Психология В. Сапогов обослал всех письмами: «будет конференция по Северянину, шлите тезисы» — все отказались, «никогда не занимались». Обослал вторично: «будет конференция, ваша тема такая-то, шлите тезисы» — все прислали. Легче признаться «я ничего не знаю о Северянине», чем усомниться, что «я лучше всех знаю тему «Северянин и (скажем) Пастернак»«.

Поперек Фет: как он в Италии завешивал окна кареты, чтобы не смотреть на всем нравящиеся виды.

Пушкин Ахматова стилизовала Пушкина под свою жизнь, Цветаева — под свое творчество.

Пушкин Л. Толстой о памятнике Пушкину: стоит на площади, как дворецкий с докладом «кушать подано» (восп. И. Поливанова, рукопись).

Пушкин Ф. Сологуб говорил в ленинградском Союзе поэтов: «Будет время, когда придет настоящий разбойник в литературу. Он смело и открыто ограбит всех, и это будет великий русский поэт». А неоклассики грабят не всех, а выборочно, и каждый одного, поэтому мало надежды, что из них явится Пушкин («Ленинград», 1925, № 27, хроника). [281]

Подлинность речь в защиту ее произнес С. А, а я, будучи переводчиком и античником, как и он («античную архитектуру мы знаем по развалинам, скульптуру по копиям, а живопись по описаниям»), долго этому удивлялся. Радиозаписи чтений Качалова случайно стерлись, но их сымитировал Конст. Вас. Вахтеров, актер, брат Марии Вас, переводчицы, жены моего шефа Ф. А. Петровского; их-то мы и слышим.

Подлинность Катюль Мандес напомнил Вилье де Лиль Адану фразу Паскаля: «Человек даже не в силах представить Бога, на которого хотел бы походить». Тот вставил «великие слова христианского мыслителя» в «Акселя». Потом Мандес признался, что это его собственные слова. Вилье исправил: «темные слова языческого ритора». «А ведь Вилье считал себя знатоком Паскаля», добавляет Р. де Гурмон (Весы, 1906, 6, 47).

«Поликратово счастье, или Какая с этого хлеба лебеда будет».



Поликратов перстень

Очень любил Поликрата.

Когда Поликрат его бросил в море,

Он хотел обидеться,

Но решил, что любовь — превыше,

Залез в рыбу

И вернулся к Поликрату на перст.

Когда Поликрата распяли,

След его теряется.

Потом он был в музее у Августа

И казался посредственной работы.

Так об этом сказано у Плиния.

К. Лемминг, «Стихи на случай»

Русский язык М. И. Каган, невельский друг Бахтина, родился в еврейской семье и первые русские слова узнал: «я тебя убью!» и «дозволено цензурой» (Clark & Holquist).

Раньше Греки считали часы от рассвета, евреи от заката, отсюда вполне осмысленный вопрос Александра Македонского голым мудрецам: что было раньше, день или ночь?

Reservatlo mentalis «Ан. Франс в «Маленьком Пьере» пишет, как в детстве не умел ставить вопросительные знаки; поэтому теперь он ставит их в уме после каждого предложения. Просоветские его выступления трудно понять, если не иметь в виду эти знаки» (Алд., «Огонь и дым»).

Риск «XII международный конгресс ассоциации страховщиков технических рисков, Лгр., 1979». Филологи могли бы назваться «страховщиками словесных рисков». А уж цензоры-то! [282]

Революция Мясник сказал Щепкину в 1848: «Что это, батюшка М. С., какие беспорядки везде? то ли дело у нас! мирно, смирно, а прикажи только нам государь Н. П., так мы такую революцию устроим, что чудо!» (РСт 60, 1888, 443)

Резолюция Ковалевский, из попечителей став министром народного просвещения, на трех своих же ходатайствах написал: отказать (Белоголовый).

Роль писателя в своей и чужой литературе различна: для финской литературы учителем реализма был Булгарин (ИЛ 1985, 1)

Редакция Султан был недоволен, когда ему сказали: «Ты увидишь смерть всех близких»; но был доволен, когда сказали: «Ты их всех переживешь».

Развязка В «Гардениных» Эртеля дворовый пересказывает мужикам слышанное у господ «…и когда Фауст увидел, как девицу Маргариту ведут на казнь, то встала в нем совесть, и он сказал: остановись, мгновенье». Пастернак должен был помнить этот вариант: Эртеля ценил Лев Толстой.

Разврат «Синтаксис у него какой-то развратный», — писал Набоков о Пастернаке (1989, 346); «чем-то напоминает он Бенедиктова». (Действительно напоминает, по крайней мере для текстолога: та же проблема поздней переработки ранних стихов.) И затем переходил к стихам Дм. Кобякова.

Родительного падежа «Почтеннейший Иван Иваныч! Великодушный доктор наш! Всегда зачитываюсь за ночь Статеек ваших. Гений ваш — Благотворитель всей России! Вы краше дня, вы ярче звезд И перед вами клонит выи Весь Новоладожский уезд» итд: Некрасов, в фельетоне 1845 «Письмо к доктору Пуфу». Одесские обороты появились не в Одессе: калька с aussehen была уже у гр. В. Соллогуба, «Княгиня Кочубей действительно выглядывала настоящей барыней» (Восп., 1931, 387).

Родительного падежа «Звучит колыбельная ночи, и где-то парит Азраил. У ангела смерти нет мочи сложить своих аспидных крыл». Р. Гамзатов, «Книга любви», 1987, 12, пер. Я. Козловского.

Риторика Нас в школе учили в конце разбора каждого произведения перечислять три его значения: познавательное, идейно-воспитательное и литературно-художественное. Собственно, это точно соответствует трем задачам риторики: docere, movere, delectare (ум, воля, чувство). [283]

Риторика (Т. В.) «Риторика — всюду, где человек сперва думает, а потом говорит, Аристотель риторичнее Платона, а единственным греческим не-ритором был Сократ».


Мне позвонил незнакомый голос: «Я такой-то («ах, знаю, конечно, читал»), я защищаю докторскую, не откажите быть оппонентом». Тема мне близкая, специалистов мало, я согласился. Времени, как всегда, в обрез. Прочитав работу, я преодолел телефонный страх и позвонил ему: «Я буду говорить самые хорошие слова, не смогу сказать лишь одного — что это научная работа; я надеюсь, что моего риторического опыта хватит, чтобы ученый совет этого не заметил, однако подумайте, не взять ли вам другого оппонента». Он подумал полминуты и сказал: «Нет, полагаюсь на вас». Риторического опыта хватило, голосование было единогласным


Романтизм — апофеоз средних жанров, как революция — апофеоз среднего сословия. Средние жанры — те, в которых личность не дробится в низких мелочах на случай и не растворяется в высоких абстракциях: масштаб на уровне личности. Высокие и низкие жанры переиерархизируются по своей проникнутости индивидуалистическим духом итд (с И. П.).

«Ромул» (Дюрренматта). «Когда государство начинает убивать, оно всегда зовет себя отечеством».

Рота в ногу Чукотские олени — полудикие: если один отобьется, приходится подгонять к нему все стадо, потому что стадо послушнее, чем отдельная особь (Богораз в Изв. Этн. м).

Рамка композиционная: классицизм начинал «Пою…», романтик кончает: «…но только песня зреет» — по-современному говоря, это выход в метатему. Так в «Лесе» героиня уходит с актерами, и хотя зритель насмотрелся за пять актов на актерские невзгоды, он понимает, что это счастливый конец, потому что выход в метатему. Такой же выход в концовках сомалийской сказки о змее (см. ВРЕМЯ) и легенды о Вергилии и Августе: «отец твой — пекарь» итд.

Развитие «Средь развитых и разумных Я вынужден прозябать… Они не ругнутся с горя, Не то что рабочий люд, Они не шумят, не спорят, Не курят они, не пьют…» — В. Коротаев, «Чаша», 164: я аннотировал эту книгу в 1978. Автор — лауреат конкурса им. Фадеева.

Разум «Это когда мне жарко, и я не пью воды» сказала девочка (К. Гросс, Д. ж. реб., 204).

Решимость В книге оказались мысли, о которых я не решился не доложить (И. Ф. Горбунов). [284]

Рифма Пий Сервьен говорил: Буало писал белые стихи с рифмами, а Банвиль — рифмы, дополненные до строк.

Рифма «Тезоименита лопата Ипату, а Вавиле могила».

Роскошь Пуритане считали пуговицы роскошью и носили крючки. Многие умели читать (Библию), но не писать.

Реклама «Осторожно, окрашено краской фирмы West».

Режим А выбирать мы будем между одним хреном и несколькими редьками.


Сыну приснилось, как овощи в супе выбирают себе поварешку.


Россия Французский посол при Николае I писал, что русская администрация напоминает театр, где идут одни генеральные ре петиции.

Россия гибнет не от злоупотребления, а от исполнения каждым своей должности (потому что каждый сидит не на своем месте), — А. Жемчужников в записной книжке.

Рюрик Еще источник А. К. Толстого: когда вместо микешинского пупа земного в Новгороде хотели возвести лишь памятник Рюрику, то Стасюлевич писал Плетневу 2.07.1857 (вспоминая И. П. Белкина?): а на подножии написать: «земля наша сделалась еще больше, а порядку в ней еще меньше». См. ВАРЯГИ. («Сначала я сочинил балет под названием «Добродушный Гостомысл и варяги, или Всякое дело надо делать подумавши»…» — Щедрин, «Признаки времени»).

Рюрик «Земля наша велика и обильна, а порядку у соседей нет!». См. НЕ У НАС.

Рим (Словарь Бирса):



Все дороги ведут в Рим — вот те на!

Но обратно, слава тебе, Господи, ведет по крайней мере одна.

«Самоучка имеет самого скверного учителя» — наедине с собой имеешь самого скверного собеседника. См. ДИАЛОГ.

Самовыражение Гречанинов сказал: я недоволен этой литургией, мне не удалось вложить в нее всего себя. Владыка Антоний сказал: какой ужас была бы литургия, в которой весь Гречанинов!

Самовыражение (Т. М.:) «Нет, Платон точно так же хотел выражать не себя, как авторы Нового Завета. Но им это удалось, потому что они [285] канонизировали четыре однородных текста, сразу сумели канонизировать мысль, не канонизировав слова. А Платон именно этого и не мог».

«Самонадежнее молодые старых» (М. Дмитр., 123).

Samovar, pogrom В газете сказано, что из русского языка в европейские перешло еще одно слово: kbaljava.

Samovar — в точном греческом переводе: authepsa. У греков был такой кухонный прибор, я даже знал, как он был устроен, но забыл; во всяком случае, не пузатый и не с трубой. Эта автепса упоминается в речи Цицерона за Росция Америйского: В. М. Смирин измучился, подыскивая такой перевод, который не вызывал бы неуместных ассоциаций. Наконец, написали «самовзварка».

Сам Сын Н. Брагинской няниному отцу, сторожу при стадионе: «Дедушка, а кем ты там служишь?» «Как кем? самим собой». (А я-то думал, что самими собой мы служим только у Господа Бога.)

Сам А. Ф. Маркс, не застав автора, оставлял записку: «Буль у вас. Сам Маркс» (Ясин., 146).

Самый «Какой человек самый лучший?» — спросили Платона. Он ответил: «Тот, которого еще не испытали» («Тути-намэ»). Это от вопроса Александра Македонского голым мудрецам какой зверь самый хитрый? — Тот, которого никто еще не видел.

Самозванец При самозванце уже пошел слух, что Борис Годунов не умер, а опоил и схоронил другого, сам же бежал в Англию (Карамзин). «И беседовал там с сочинителем Шекспиром», добавил И. О.

Самоубийство в рассрочку встречается чаще, чем кажется. Лермонтов поломал свою жизнь, поступив в юнкерскую школу, оттого что видел: хорошие романтические стихи у него не получаются, значит, нужно подкрепить их романтической жизнью и гибелью, а для этого в России нужно быть военным. Потом, после 1837, неожиданно оказалось, что стихи у него пошли хорошие, и погибать вроде бы даже не нужно, но машина самоубийства уже была пущена в ход, Байрон у Алданова, наоборот, хочет смертью оправдать свою поэзию post factum — это больше похоже на самоубийство Амундсена по полярному долгу. Чехов, профессиональный врач, прогнозировал свою смерть на ок. 1900 г., закончил все дела, продал собрание сочинений, чтобы обеспечить ближних, женился, чтобы [286] дать женщине возможность называться «вдовою Чехова», но смерть затягивалась, и все последние годы он нервничал, провоцировал ее несвоевременными приездами в холодные столицы итд. Блок, кончив университет и не желая служить, наметил сжечь себя богемной нищетой лет за пять («мне молоток, тебе игла»), но сперва это затянулось оттого, что появились гонорары из «Золотого руна», при которых умереть с голоду было просто невозможно, а потом это отменилось из-за отцовского наследства, и пришлось сочинять новую программу, не с гибелью, а с рождением нового сильного нордического человека итд. Когда пришла революция и настоящий голод, то смерть для него была уже продуманной. (Об этом — у А. Паймен, но не до последней точки.) Марина Цветаева запрограммировала себе гибель еще с юности: она была пародией на Лермонтова, как Ахматова пародией на Пушкина. Был доклад: Гоголь в «Переписке» подражал Сильвио Пеллико, причиной неуспеха ее счел биографическую неподкрепленность и вместо Темниц построил себе Самоубийство. Как жизнестроительство, так есть и смертестроительство.



Мы многим разнимся, но в главном очень сходны:

И ваши и мои творения негодны.

А. Бестужев-Марлинский

Сволочь Как Ященко мирил А. Толстого с Эренбургом, каждому говоря: «Тот о тебе сказал: сволочь, а здорово написал!» (Р. Гуль, I).

Свобода У сына в отрочестве был страх заниматься тем, что ему интересно: вдруг это обяжет и поработит? Я помню, как в ЦГАЛИ открыли архив Шенгели, и я подумал: какой интересный новый камень на шею.

Свобода была благом, когда высвобождаемые силы личности обращались на природу, и стала злом, когда обратились на общество. Тоска о борьбе с природой за полюс, за космос итд. ради того, чтобы почувствовать свободу сил вновь как благо.

Свобода воли (О. Ронен): в споре с Ресовским Лысенко был адвокатом ангела: чтобы переродиться, достаточно свободной воли. Его последняя идея: кукушки самозарождаются в чужих яйцах под воздействием лесного кукования. А Ресовский был генетик, детерминист и потому работал на расизм, пока в 1943 не разочаровался. — А еще можно сказать, что для лысенковской свободы воли нужно было советское мышление: если очень долго бить и мучить растительный вид, то он предпочтет превратиться во что угодно. [287]

Свобода воли «Все мы — боговы обручи, которые он бросает с пригорка, закружив так, чтобы они, коснувшись земли, катились обратно к нему». Важно, о какой пригорок споткнешься…

Свет (Ремизов, Павл. пером, 209), Хасан из Басры: «Встретил я мальчика со свечой, спрашиваю: откуда свет? Он дунул и говорит, скажи, куда он исчез, тогда скажу, откуда он взялся».

Смысл О. Деллавос об альтмановском портрете Ахматовой: «Похож ужасно, но в каком-то отрицательном смысле» (ПИ 7, 329). Я вспомнил деда НН., который о тыняновских переводах из Гейне твердо говорил «не так!», а потом, сверив с подлинниками, «так, а непохоже!»

Смысл Экспериментальные науки ищут законов, интерпретативные — смыслов. Для кого? Определите сперва смысл звука «д» или камня на дороге. Интерпретаторство на ассоциациях, как над пятнами Роршаха, психоанализ филологов (Жолковский психоанализирует Эйзенштейна, предоставляя потомкам психоанализировать Жолковского). Потомство старой аллегористики, довесок Золотой цепи, 35 значений к слову «aqua». Настоящий смысл — только тот, до которого мы не в силах дотянуться, ср. САМЫЙ.

Спать «Есть с кем спать, просыпаться не с кем» (М. Соболь, фронтовые записи).

Спать «Я всегда хочу спать, когда события», — сказал Блок Чуковскому в кронштадтские дни (К. Ч., 20 янв. 1921).

Сологуб Стенли Рабинович спросил, почему так мало занимаются Сологубом? Я ответил: не было полного запрета — нет вкуса запретного плода; писал много — утомителен для ленивых; поверхностному взгляду слишком скучен, глубокому слишком сложен.

Серьезный В. Монина писала: «Печаль навеки, печаль серьезна, печаль моя религиозна». Гумилеву не нравилось: «это говорят «мужчина сурьезный», когда сильно пьет» (Восп. О. Мочаловой, РГАЛИ, 273, 2, 6).

Служба «Я не служитель Муз, а служащий».

Совесть «Душ великих сладострастье» — Батюшков, 114.

«Совесть — внутренний голос, который предостерегает, что кто-то на тебя смотрит» (Г. Менкен). [288]

Совесть (революционная?). Судьи на уставы мало смотрят, а вершат по своей природной пыхе (Посошков).

Страх и совесть Оксман говорил: «Я служил большевикам не за страх, а за совесть, но не доверял им ни минуты. А другие служили за страх, но верили. Поэтому я выжил, а они нет».

«Стыдно хвалить то, чего не имеешь права ругать» (Ремизов, «Мартын Задека»).

Стыд Жены стыдиться — детей не видать (Даль).

Сотворчество когда писатель говорит это о себе, это значит «то, что я домысливаю от себя к предшественнику, — правда», а когда о читателе: «то, что ты домысливаешь от себя ко мне, — неправда», «изволь угадать мое, и только мое».

Сотворчество — читательское. Б. Покровский доказывает зрительское сотворчество примером: «Шепните соседу, что он должен написать о спектакле рецензию, и сотворчеству конец».

«Социализм — это общественная энтропия, приют для дефективных: лучше вымереть и начать сначала» (Г. Шенгели, кажется, в письмах к Шкапской).

Способности «Русские проявляют свои способности скорее в умении пользоваться плохими орудиями, нежели в улучшении их» (Кюстин, РСт 73, 1892, 116). См. также ПОТРЕБНОСТИ.

Справедливость Ю. К. Щеглов об американском преподавании. Конечно, отвергается старое понятие классики как авторитарное. Для изучения предлагаются не dead-white-men, а наоборот, меньшинства. Но когда кто-то выделяется только за лесбийство и пр., это тоже несправедливо. Нужно выделять невыделяющихся, по возможности бездарных, как представителей большинства. Идеалом было бы изучать писателей не просто бездарных, а писателей неписавших. Но, конечно, это можно доверить только литературоведу непишущему. А главной кафедрой должна стать кафедра читательского сотворчества.


Сыну приснилось стихотворение «Сон»:



Я проснулся, включил радио и услышал.

«Не волнуйтесь, сохраняйте спокойствие.

Сегодня между тремя и пятью часами

Кончилась третья мировая война.

Мы победили. Убитых — девятьсот миллионов.

Они сегодня не проснутся. [289]

Cписки будут напечатаны в газетах».

Я проснулся, передавали военные марши,

Но я не стал спускаться за газетой.

Стиль «Ребята сделали себе веселье», — начинается в «Азбуке» Л. Толстого рассказик о водяной мельнице.

Стиль «В ней улыбались воспоминания» — кто это написал? Гончаров в «Обрыве». «СТИЛЬ есть то, куда поцеловал Бог вещь» — Розанов в «Кукхе» Ремизова.

Старость Я сейчас на точке того профессора, который, неожиданно уходя на пенсию, сказал: «Я стал читать хуже: сейчас это замечаю я, а вы не замечаете, — хуже будет, когда станете замечать вы, а я не замечать» (о Крепелине).

Старость (Из письма:) «А счастливых старостей в XX веке не бывает. сверстники расходятся, потому что дорог стало больше, а дети отшатываются, потому что время стало меняться быстрее».

Смерть «В то время люди еще знали наперед день своей смерти <и зря не работали>, Христос потом это отменил» — легенда у Короленко.

«Поселились и скнижились». Ремизов, Иверень, 116.

Суматоха О. Седакова о шестилетней племяннице, сделавшей явно дурной поступок. «Но ты же знаешь, я вообще-то так не делаю». А почему сейчас сделала? «От суматохи, знаешь, всегда такое делают от суматохи». — «Я для себя поняла, что многое сделала именно из-за этого».

Судьбоносный — молодое слово: стали говорить, стесняясь говорить «роковой».

Суть (Т. В.) «Все философии утверждают, что видимость не соответствует сути <иначе бы философам нечего было делатъ>; только идеализм говорит, что суть лучше видимости, а материализм — что еще хуже. Отсюда невозможность материалистической этики». В этике поступок есть искусство, осмысление поступка есть наука. А может быть, детерминистская этика все-таки возможна: вслушиваться в себя, чтобы расслышать и выбрать не истинную из целей, а истинную (среди иллюзорных) из причин поступка? Об этом думала Л. Я. Гинзбург.

Сумма НН. умен и энергичен, но эти два качества у него не помогают, а мешают друг другу. В Брюсове-пушкинисте поэт до ка[290]кого-то момента помогал филологу, а с какого-то начинал мешать; определить эту точку — самое главное (с Дж. Гроссман).



Жизнь есть сон —

Он один, а толкования разные.

Саид Исфаганский

Случай «Художник платит случайной жизнью за неслучайный путь», восп. Книпович о Блоке, 40.

Со «Какая ему цена? Две мнасы. — Знает сослучайное и присослучайное» (Лукиянов Торг жизней, «Трудол. пчела», 1759).

Сюжет НН. о своем восприятии стихов и картин. Зацепка от какой-нибудь линии, предпочтительно незаконченной и требующей додумывания; от нее — расширение внимания на окрестности; линии — сперва сюжетные, потом описательные, потом чисто эмоциональные: сперва — сюжетная вещь, потом — пейзаж с фигурами (или, в стихах, с эмоциональным пятном), потом — бесфигурный, или натюрморт, или стихи на чистой эмоции. Портрет иногда как сюжет, иногда как натюрморт. У Репина все портреты сюжетны, а сюжетные картины строятся вокруг портретов.

Смена форм литературных, по Тынянову: «Новая труба гласно, а старая согласно» (Посл. Симони). М. Дмитриев объяснял спор классиков с романтиками так: романтики говорят: «да первоет портной у кого учился?», классики отвечают: «а первоет портной, может, хуже моего шил». У Симони же об эпигонстве: «Не люби потаковщика, люби встрешника».

Смысл В. Марков: Мандельштамом или Маяковским можно наслаждаться, не понимая, а Хлебников для наслаждения требует понимания.

Синекдоха В «Пироскафе» Баратынского все ощущают стилистическую кульминацию на «в час, когда руки марсельских матросов подняли якорь». Ю. Щ. сказал: якорь — символ, и синекдоха — прием символизации: нам как бы предлагают картинку-эмблему с якорем и протянутыми к нему руками без плеч. Тот же троп, что и «не ступала нога человека», а смотрится по-другому.

Синтаксис поэтический. «Заря смотрела долгим взглядом, ее кровавый луч не гас, но Петербург стал Петроградом в незабываемый тот час» — Маяковский издевался, предлагая подставить в эти стихи Городецкого вместо «но» — «а» или «и», и ничего не изменится. А если перевести этот сочинительный синтаксис в подчинительный, то получится логика стихов Бродского. [291]

Стиховедение Die, die, die, die die Buchstaben zahlen, fur Narren halten, haben Recht: синтаксическая конструкция, приписываемая Шопенгауэру.

Стиховедение



Числ содержательница счета,

Сосференного в твердь сию,

О Истинна! о голос Света!

Тебя, бессмертная, пою, итд.

(Державин, «Истина», 1810)

Стихи С. Браувер в статье для ИАН ОЛЯ цитирует в две строчки «Не приведи Бог видеть русский бунт, / Бессмысленный и беспощадный», явно считая это 5- и 3-стопным ямбом.

Социалистический классицизм тоже мог быть и придворным и просветительским; просветительский он — у Брехта.

Социализм У Кампанеллы в Городе Солнца будут менять белье не реже раза в месяц. См. ПРОСВЕЩЕНИЕ.

Советский режим обвиняют в двуличии («абсурде»). Он двуличен не более, чем всякий другой, предписывающий разные мысли и поступки в разных обстоятельствах. Когда в самом христианском обществе на время войны отменяется заповедь «не убий», а на время мира «не лихоимствуй», это то же самое.

Стенгазета На филологическом факультете МГУ стенгазета называлась «Комсомолия», по Безыменскому, а сатирический отдел в ней — «Филологические были», по Андрею Белому. Не знаю, помнил ли кто об этом. Когда началась оттепель, газета закипела и стала разрастаться. Это была ватманная полоса на стене напротив крашеного гардероба, шагов пять в длину; сперва она вытянулась и загнулась за угол, затянув от одевающихся настенное зеркало; потом продолжение ее повисло в буром коридоре, шагов на двадцать с перерывами для дверей аудиторий; и наконец наступил день, когда продолжение продолжения перекинулось в другое здание старого университета на всю ширь балюстрадной стены против Коммунистической аудитории, не знаю уж, на сколько шагов. Это был предел, потом пошло обратное сокращение. Из содержания этих царь-номеров не запомнилось решительно ничего. Я рассказал об этом Осповату, он откликнулся: «Когда меня в первый раз арестовали — помогали Буковскому за обнародование дела Синявского, — то отвезли на Варсонофьевский, не били, не пугали. Трехэтажный дом, но как вызвали, то повели вниз: первый подземный этаж, третий, [292] десятый, и тут начинается страх, потому что ясно: из таких мест не возвращаются. Я уже готов ко всему, как вдруг где-то на площадке минус-восемнадцатого этажа вижу: стенгазета «Дзержинец» (говорят, и сейчас еще выходит). И сразу на душе покой — видно, что это не Дантов ад, а советское учреждение».

Собеседник Статья Мандельштама «О собеседнике» — стихи старых поэтов у тебя в руках — это как письмо в бутылке, брошенное в море и предназначенное для нашедшего. Да, но в таком письме может быть написано только об одном — о чьей-то гибели.

«Коллективный солипсизм» — писал Шестов о большевизме.

Сосна Н. Ашукин говорил о брюсовском 7-томнике: срубили сосну сделать лодку, а сделали зубочистку.

Столоначальником придворной конторы был отец Мережковского — где-то в советское время это было переведено «сын придворного лакея».

Стоя Е. Р.: «Это явление, описываемое списком, который школа транслирует в культуру, как надписи на консервной банке. «Стоики — хорошие парни». «Только это средство подарило мне безмятежность» (Марк Аврелий в интервью газете «Покой и воля»). «Без отца-стоика я не стал бы императором» (Коммод, там же). «Ты грустен? Иди в Стою! Ты весел? Иди в Стою! Ты сенатор? Иди в Стою! Возможно совместительство по договоренности. По субботам работает лекторий. Рабам и военнослужащим скидка. Если сердцу нет покоя, успокойся, стоя в Стое!» итд.

Структурализм (или, если угодно, ДИФФЕРАНС у Деррида): см. пословицу: «краше поля межа».

Статский «Штатские доллары», выражение из письма болгарского литагентства.

Статистик Молинари показывал, что ремесло убийцы безопаснее ремесла рудокопа (Алд., Армаг. 75).

Солнечная система Анненский был неверующий. А Вяч. Иванов на вопрос «веруете ли в Христа?» загадочно ответил: «Только в пределах Солнечной системы» (восп. С. Маковского).

«Сыпью звезды называл уже Гегель» — Степун, II, 124. [293]


Raufebold, Habebald, Haltefest — Трое Могутных.



Мефистофель. — Ну, вот мои усастые рубаки!

Они не одиноки в рост, и знаки

Их храброго достоинства трояки:

Тот эдак, этот так; а среди драки

Оскалят зуб, что все твои собаки!

Но ты не бойсь, тебя не загрызут —

Они твою команду поведут.

Сорви-Голова, молодец легко-вооруженный, в пестрой лопотине:

— Пускай-ка кто затронет мою честь,

Я шельме взрою кочки в образине!

А смей глаза таращить — я разине

И справа хлесть и слева охлепесть!

Хап-Загреба, мужчина хорошо вооруженный, в знатном наряде:

— И значит день валандаться в зазоре!

Нет, вот замашка мудрено строга:

Повстреться что с-мога — я за рога,

А о разборе — после-завтра горе.

Себе-на-Уме, старичок в сильном вооружении, без видимой одежды:

— Но так лафа немного навезет;

Дойдет к порогу и опять в дорогу,

И ты в обмане; мой верней расчет:

Беру помалу — берегу помногу,

И старика никто не проведет.


Фауст. — Благослови, к защите от беды,

Чтобы сей воин стал в сии ряды,

Понес вравне победные труды

И спас бы честь любимой бороды!

Сорви-Голова. — Ух, расхожусь — не сбердят кулачки!

Увижу рожу — растворожу в крошки!

Подвернет тыл — в клочки в пучки в тычки

Вспетушу душу, что протянет ножки!

Всяк, пору у луча, с-обща, с плеча

Пусть пред собой в убой разбой колотит!

И в грязь и в трясь потонет саранча —

<строка пропущена>

Воитель. — Средина наших что-то приуныла

И мешкает насунуться… я чай,

Напоперек дороги вражья сила

Им подступила — невзначай?

Фауст. — Так ты ступай, дорогу очищай!

Хап-Загреба. — Иду! недолго хищнику царить!

Заломит лих за поясницу пятки!

И покутить нам будет и пожить —

Добыча есть! богатые палатки

Распотрошить умею до заплатки; [294]

Где только до чего коснуся — хап!

И всякий тут мне глядя — цап!

(подвертывается полевая-щепетильница)

Подбироха. — А я — что лучше — цап царап!

Ведь ты, мой муженек, ты бабий раб,

Сам знаешь наше женско дело:

Коли что бабе в житницу назрело,

У ней ни крюк из рук, ни в рот не кляп,

Взорвет и рвет, пока не надоело;

А уж до туль, покуда надоест,

Она пудовье соликамки съест —

Иди, сожитель мой, да смело!


Мефистофель. — Теперь глядите — по скалам вокруг

Из трещин, нор, ущелий, падей, дыр

Наверх выскакивают — пыр да фыр —

С мечом, щитом усастые фигуры!..

Какая тьма! и все валом валит!

Впрям бесшабашны эти бедокуры,

Науськать только — ляд не устоит!


И вот те тьма и блеск и треск и мрак —

Потоп по самый лоб и слепь под глазом!

Еще под уши чуши им, так разом

Ошеломил бы вшмяк щелмак —

— Да, так

Должно, и надо! в подземельях стали —

Мечей, пращей — шеломной греми много;

Заставь, чтоб встали — забренчали

Им в слух и в дух тревогой. —

— И будет впрёга!.. Стань попят-дорогой

Им звон и звень и зык и бом и тень —

Да всякой дребедень, да трень!

Если уши — наостришь,

Сколько чуши — только слышь —

Пострук мельниц, стук толчеи,

Бряк задвижек, звяк ключей,

Грохот всех железных крыш,

Брызг булатный, взвизг мечей,

Мызг набатный с каланчей —

Дрязги, дребезг, брязги лишь,

Что в горячке не приснишь!..

Т Томасу Шоу поднесли серебряную пушкинскую медаль с дипломом, в дипломе большими буквами опечатка: TOMAS. «Этой медалью награждены только трое: принц Чарльз, Лихачев и Самаранч». [295]

Талант возбуждать ненависть: Сухозанета даже солдаты ненавидели, хотя от солдата до министра — как до Сатурна (РСт 61, 363).

Тепло А. И. Анненкова садилась в карету не иначе, чем за полчаса обогрев это место толстой немкою (Зап. П. Гебль, РСт 57, 1888, 449).

«Трофейными иностранцами» были названы в русской культуре прибалтийские немцы.

Теория «Что можно сделать по эксперименту? отчет об эксперименте. А теорию можно сочинить только из головы», — сказала Т. В. Я бы ответил: сочинять из головы на свободе ничем не ограниченной интуиции — просто неинтересно. Интересно сочинять теорию среди препятствий и запретов, как вырубать статую из кривого камня: как будто я втискиваю себя в спичечную коробку. Это и называется экспериментальной проверкой гипотез. Но всего этого я не сказал.

Теснота стихового ряда обмен слов колеблющимися признаками — как именно, Тынянов так и не объяснил. Он приводил пародический пример «Дышит светлый фимиам урною святою» — пожалуй, еще больше это похоже на фразу, приписываемую Белым С. Каблукову, «делал опыты, лопа колбнула, и кусочек глаза попал в стекло». (Или на манделыитамовское «Зеленой ночью папоротник черный»). Или на вереницы предложений с перетасовываемыми подлежащими, дополнениями и обстоятельствами, из которых одно время составлял стихи Г Сапгир. Любопытно, что все это — по смежности опирается на метонимию, хотя Якобсон уверял, что для поэзии, наоборот, характерна метафоричность: Якобсон и Тынянов и тут смотрели в разные стороны. «В огороде бузина, а в Киеве дядька» — это метафора или метонимия?

Труп После 1812 года захоронено было 430 707 человеческих трупов и 230 677 скотских (ИВ 1912, 4, 835).

Тавтология В. Марков, 288, цит. Г. Ландау: «Если надо объяснять, то не надо объяснять». Ср. Ю. Олешино: «Скажи мне, кто ты, и я скажу, кто ты».

Точка зрения Один и тот же сюжет с разных точек зрения это, собственно, начали не Фолкнер и не Браунинг, а четвероевангелисты, только тоньше.

Точка пересечения В. Иванов и В. Топоров написали: «Духи — это точки пересечения каналов связей» (как «личность — точка пересечения общественных отношений»); «мне стало до боли обидно за духов», сказала Е. Новик. [296]

Точка пересечения Текст ведь тоже точка пересечения социальных отношений, а мне хочется представлять его субстанцией и держаться за него, как за соломинку. Может быть, это в надежде, что и я, когда кончусь, перестану быть точкой пересечения и начну наконец существовать — по крупинкам (крупинка стиховедческая, крупинка переводческая…), но существующим?

Тайна В 1570 папа Сикст отлучил от церкви Елизавету Английскую, но и Франция и Испания искали с ней союза, буллу пришлось везти тайно и подбросить под дворцовую дверь, подбросившего нашли и казнили.

Традиция Набоков в 1932 называл Сашу Черного своим учителем.

Тлен М. П. Штокмар в молодости терпеливо и трудолюбиво переписывал несобранные газетные заметки Лескова — «ведь газетная бумага скоро истлеет», — и не думал, что его тетрадная бумага 1930-х гг. истлеет гораздо раньше.

Тривиальными (trivium) назывались начальные училища еще в Рус. вестнике 1902, 11.

Троянская война теория Л. Клейна: гиссарлыкское поселение — не Троя, потому что вокруг нет следов ахейского стана, а на холме остатков ахейских стрел. (Финли делал вывод, что Троя была, а войны не было.) Это все равно что раскопать Москву и сказать, что это не Москва, потому что слишком мало найдено наполеоновских ядер.

Терпимость «Агрессивная терпимость», выражение Моруа о Шелли.

Тост «Без женщин не было бы стихов, без стихов не было бы стиховедов, итак…» Нет, стиховедение уже выросло так, что может существовать уже и без стихов.

Ты и вы Пока Мирский с Сувчинским был на «вы», он писал «дорогой Петр Петрович», когда стал на «ты» — «дорогой Сувчинский».

Тышлер говорил: у него были четыре брата, первого повесил Слащев за большевистские листовки, второго махновцы (хотя при самом Махно состояли евреи), третьего расстрелял Сталин, четвертого сожгли немцы.



И перьями приподнятая птица

Без трепета висит на высоте,

Откуда человеческие лица

Чуть видимы, как гвозди на кресте.

А. П. [297]

Ура «Иначе сказать: в Будущем объявлено благоденствие, а в Настоящем покуда: Ура-аа!!!» — Сухово-Кобылин, «Квартет».

Ура (В. Усп.) А. Я. Сыркин, византист, был единственным студентом, освобожденным от военного дела по особому распоряжению военной кафедры. Он сдавал зачет, ему сказали: вы командуете батальоном в окружении, спереди пехота, сзади танки, сбоку пушки, что вы будете делать? Он думает. «Пока вы думаете, треть вашего батальона погибла, налетают самолеты, что будете делать?» Он думает. Его трясут, он говорит «Я думаю, надо кричать ура». Эта фраза стала на факультете поговоркой.

Ультрацвета, ультразвуки — давайте не забывать, что мы не чувствуем в мире того, что чувствует любой муравей.

Угол По телевизору передача: «Углы Достоевского», почему он жил в углах и писал об углах, углы как место отрицательного биополя и пр. Статистика показала, что да, у Д. углы упоминаются чаще, чем у Тургенева или Толстого, но у Гончарова, например, еще чаще. А пра(?)внук Д. сказал, что просто писатель был небогат, а угловые квартиры были дешевле. И кто-то добавил: улицы были короче и угловые здания чаще.

Указ («неискоренимая вера Петра I в творческую силу указа», писал Ключевский). «Все кажущееся непоправимым у других, говорит Кокорев, — легко исправляется у нас одним почерком пера: стоит лишь издать указ сидеть всем дома пять лет и есть щи с кашей, запивая квасом, и тогда финансы правительства и наши придут в цветущее состояние». Эти слова К., как бы звучащие иронией, произнесены были с большим пафосом и полной серьезностью…» (П. Берлин, 152). См. ДЕНЬГИ ДЕРЕВЯННЫЕ.

Ум «У кого много ума, надо столько же ума, чтобы пользоваться им» — Л. Толстой у Маковицкого, ЛН 90, 3, 32. — Вариант: Ум-то ум, а дураку достался. — Мой шеф Ф. А. Петровский говорил наоборот: «Умный-то он умный, да ум у него дурак» — и настаивал, что в немецком языке вообще нет слова для понятия «умный». М. Е. Грабарь-Пассек загадочно улыбалась.

Умный «Когда государь говорит с умным человеком, — сказал Тютчев, — у него вид, как у ревматика на сквозняке» (Феокт.).

Учение И медведь костоправ, да самоучка (Даль).

Ученый совет Н. о нем сказала: «У людей дураки — полюбуешься каки, а у нас дураки — черт их знает каки!» [298]

«Он учится на гениального самородка», сказали о Н.

Уточнить «К нам в Пушкинский Дом прислали запрос из архива МИДа: уточнить дату рождения Горчакова, в июне или июле юбилей? У них самих — надежнейшие документы, но своему привыкли не верить». Так у Феофраста дурак, сложив сумму, спрашивает соседа: сколько же это будет?



Страшный суд: страшнее всего

посмотреть в глаза всем воскресшим.

Саид Исфаганский

Фаллос Опрос студенток о браке и семье (АиФ, 1996, к 8 марта): в муже ценят, во-первых, способность к заработку, во-вторых, взаимопонимание, в-третьих, сексуальную гармонию. Однако на вопрос, что такое фаллос, 57 % ответили — крымская резиденция Горбачева, 18 % — спутник Марса, 13 % — греческий народный танец, 9 % — бурые водоросли, из которых добывается иод 3 % ответили правильно.

Фас Бог фасы мне не дал, а дал мне только несколько профилей (Вяз., 20 февр. 1876). Выпустили избранный однотомник А. Эфроса, я подумал: лучше было бы переиздать «Профили» и приложить статьи следующих лет под названием «Фасы».

Факт «Подсудимый, признаете ли вы себя виновным в том, что 30 февраля с. г. на Лиговке имели с обдуманным намерением и умыслом продолжительный разговор о предметах, суду не известных? — Нет, не признаю! — мрачно отвечает тот. — Подсудимая, признаете ли вы… что в то самое время, когда Сидоров имел упомянутый разговор, вы, тоже с умыслом, находились на Галерной с целью покупки себе шерстяных чулков? — Та, срываясь с места, стремительно отвечает Да! при знаю! но я была в состоянии аффекта. (Или, после размышления: — В факте — да!)» (И. Ф. Горбунов).

Филология говорит, как вежливый француз: выберите любое непротиворечивое понимание текста, а если хотите выбрать правильное, то оно такое-то.

Философия и филология После встречи за круглым столом НЛО с философами обсуждали, не продолжить ли? взять текст, и пусть каждый напишет о нем, что считает нужным с точки зрения своей науки. Но какой текст? Я сказал: анонимный; но философы воспротивились — видимо, им нужно имя для априорной установки. Я сказал: обэриутский; тут воспротивились и те и другие, но почему-то не могли объяснить отчего.

Философия и филология В античности соревновались философия и риторика за высшее образование, а грамматика, среднее образование, тихо [299] сидела в стороне. Сейчас с нами, грамматиками, под именем философии спорит не кто иной, как риторика: деструктивистская софистика без метафизики. Из этого, видимо, следует, что философия уже умерла. Филология — то ли умерла, то ли нет, а философия — уже бесспорно.

Философия и филология «Ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещай говорить и языками» (1 Кор. 14–39). «Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода» (14–14). А христианство в это время для многих молящихся было еще очень незнакомым языком.

Ферзь «Фирс на доске был царь, а конь был господин» в басне Хвостова.

Хронотоп — лимерик И. Оказова с правкой С. Ав. (ср. ЦЕННОСТЕЙ СИСТЕМА):



Раз один человек в Конотопе

Оказался в чужом хронотопе,

Но на то несмотря,

Под конец ноября

Он утоп во всемирном потопе.

Хронотоп — это пространственно-временной континуум по формуле: «рыть канаву от забора до обеда».

Хвост



Приличен каждый зверь, носящий сзади хвост,

Затем, что он умен, а между прочим прост.

(А. А. Фет, 512)

Хитрость Суворов говорил: тот не хитер, о ком все говорят хитер. — Подтекст — вопрос Александра Великого голым мудрецам, см. САМЫЙ.

Христианство Когда военнопоселенский архитектор попросил выплатить ему жалованье договорное, а не урезанное, Аракчеев сказал ему: брось ты эту вольтеровщину и будь истинным христианином (Кизев., ИО, 334).

Царь спросил Шаляпина, почему басов любят меньше, чем теноров. «Поем либо монахов, либо дьяволов, либо царей — разве сравнишь?» Царь подергал бородку: «Да, какие-то роли неинтересные» (Седых, 147).

Цевница «По струнам цевницы святой Смычком Аполлон ударяет, И светлые песни сменяет Тоскливый напев гробовой» — И. Анненский, пер. «Геракла», 349 сл. («Цевница, свирель, сопель» Академич. словарь). А Зелинский еще роптал на «по сердцу и [300] мыслям провел ты мне скорби тяжелым смычком», потому что у греков не было смычков! «Вот и товарищ тебе, Мандельш там…» итд.

Ценность АиФ, 1995, 36, отзывы детей о политиках: «Ельцин и плохой и хороший: плохой, потому что Чечню разбомбил, хороший, потому что нас не разбомбил».

Ценность Ахматова Блока ценила «за Тютчевым», а Гумилева «около Дельвига» (Лукн., 300).

Ценность Когда я говорю «Это 4-ст. ямб», я — ученый, когда говорю «Этот ямб хороший», я — изучаемый.

Цель М. Кузмин, «Стружки» (Рос, 1925, 5, 166): на митинге солдат говорил: «Если с немцем не драться, то что же с ним делать?» — а зачем с немцем нужно что-нибудь делать, никому не известно. «Многие заботы об искусстве, его природе и назначении напоминают этого солдата».

Цитата В анекдоте дама недовольна «Гамлетом»: «общеизвестные цитаты, сшитые на живую нитку!» Собственно, каждый человек есть связка цитат, и у меня только перетерлась нитка, на которую они нанизаны. По-марксистски это называется: точка пересечения социальных отношений. См. ЛИЧНОСТЬ.

«Цнотхим» была вывеска на доме в Старосадском переулке; cnota по-польски значит «добродетель».



Кому роскошь дорога, а не мила цнота,

Перед тыми накажи зачинить ворота.

(«Плутархус» Герасима Смотрицкого)

«Цынцырны — цынцырны — цынцырны — цыцы», — изображает Блок бредовую мазурку в проекте варшавской главы «Возмездия». Это звукоподражание — от любимого им Полонского, «…И цынцырны стрекотанье…» («Ночь в Крыму», с примеч. «татарское слово то же, что и цикада»).

Человек — это мыслящий тростник, а НН — это чувствующий гранит.

Четверг считался недобрым днем по созвучию с червем и добрым по созвучию с верхом (С. М. Толстая).

Чичиков и Манилов В Китае, когда двое пропускают друг друга в дверь, третьей репликой следует сказать: «подчинение выше уважения» — и пройти (Слышано от В. М. Солнцева. Б. Рифтин сказал: «Может быть, так было в эпоху вежливости, но не сейчас). [301]

Чувство Г. Уолпол говорил: мир — это комедия для тех, кто думает, и трагедия для тех, кто чувствует. «Думай за себя, чувствуй за других» — кажется, это Хаусмен?

Чувство Есенина водили в ночлежку (чтобы вправду было: «я читаю стихи проституткам…»), он изо всех сил читал стихи, слушали его прохладно, только одна женщина плакала навзрыд. Когда уходили, он подошел, заговорил, она не ответила: оказалось — глухая (Эрлих, 67).

Чувство «Очень чувствительна и очень бесчувственна», — сказала дочь о NN.

Чужое слово Если я в газетной заметке возьму каждое слово в кавычки — она обретет фантастическую глубину: почти Андрей Белый. Кавычки — знак безответственности (как и тире).

Чтение «Ты хочешь читать в его душе слишком уж мелкий шрифт».

'''Чтение''' «Для души читаю историю права земельной собственности, а для науки — Софокла». Ремизов у Кодр., 228. — «Много читающих, мало читателей» — Мережк., Было и будет, 328.

'''Что и о чем''' По радио на Пасху читают стихи Набокова о Марии — «…что, если этих слез Не стоит это Воскресенье?» Стихотворение — антихристианское, но, видимо, опять важнее, о чем говорится, чем что говорится. Так когда-то прославлением революции считалось вступление Пастернака к «905 году», кончавшееся «ты бежишь не одних толстосумов — все ничтожное мерзко тебе».

'''Щель''' «Не посочувствовать ли человеку в футляре, который прячется в мир, где есть хотя бы слово anthropos, человек?» спросил А. Л. Ренанский.

{{poemx1||Что знает волна о море?

|Саид Исфаганский}}

'''Э''' Буква Э была приметою иностранных слов, писали Эва и Эврипид, но «Етот»; еще Грот жаловался на jеканье от иных написаний. Теперь, кажется, наоборот Е от церковных написаний (в словах, пришедших еще до изобретения буквы Э) кажется престижнее: Ефес, Елевсин выше, чем Эфес, Элевсин. Ср. ПРЕСТИЖ.

'''Э''' Для Северянина это был еще знак иностранной элегантности: он писал «шоффэр» и «грезэрка», и даже французское на писание Embassadeur рифмовал с русским «пример». За ним [302] последовала Цветаева: написав имя Lausun по-русски «Лозэн», она стала по аналогии писать «Антуанэтта», «Розанэтта», а само это имя рифмовать с «измен» и даже с «Reine».

'''Эпиграф''' Композитор Гаджиев написал сочинение, переписав Шостаковича и лишь орнаментировав на восточный лад. Это заметили, встало дело о плагиате, он поспешил к Ш. и принес записку: «Подтверждаю, что сочинение Г. не имеет с моим ничего общего» — Шостакович, чтобы отстали, подписывал всё. Эту записку надо бы печатать эпиграфом при сочинении Гаджиева, но где она — сейчас неизвестно.

'''Экология''' «Если ты хочешь, чтобы курица неслась, терпи ее кудахтанье», англ. пословица.

'''Эколог ''' с Алтая сказал по радио: сам народ сознает экологический кризис и сложил, например, современную экологическую частушку: Маленькая рыбка, жареный карась, где твоя улыбка, что была вчерась?

'''Экзигзаг''' предпочитал говорить в детстве И. С. Ефимов, оттого что трехсложное слово лучше передавало изломанность («Об иск. и худож.», 1977, 68).

'''Эдип''' версии его смерти: по FGrH, он был сыном Гелиоса и погиб на поле брани. (А может быть, его убили разбойники? спросил И. О. — Может быть, это у них наследственное?) С. А. говорил, что разноречия в евангелиях лучше всего свидетельствуют об историчности Христа: если бы его выдумывали, то постарались бы свести концы с концами. Ср. ПРОГРЕСС.

«'''Энтропическая''' доброта В. Соловьева — как будто он обогревал собою очень большую комнату, в которую мог войти всякий, даже Величко» (Е. Р.).

'''Экономика''' Ремизов «народные говоры и допетровскую письменность превратил в колонию, в источник сырья для футуристической промышленности» (Н. Ульянов, ЕжРО, 1990, 277).

'''Экономика''' (На редсовете РГГУ). «Две самые высокооплачиваемые женские профессии — путана и печатница; первая дешевеет из-за избыточного предложения, вторая дорожает из-за недостаточного; а начальство этого не понимает и удивляется расходам».

'''Этажерка''' Разговор, когда российскую делегацию везли — целым контейнером — на пушкинскую конференцию в Мэдисон: «Вы летали на этажерках? я летала — из Горького в Болдино; перед глазами — ноги пилота, тряска вверх и вниз, сосед сказал: как в телеге по небу едешь». [303]

'''Эволюция''' О. Форш рассказывала о докторе Шапиро, который считал: Бога еще нет, есть дьявол, медленно эволюционирующий в Бога (А. Штейнб., 190).

'''Юмор''' В одном издательстве меня попросили написать, что я еще переводил: вдруг можно будет переиздать? Увидев в списке «Поэзию вагантов», удивились: «Так у вас есть и чувство юмора?» — «Нет», сказал я: см. ГЛАВНЫЕ ВЕЩИ. — Б. Усп. сказал: есть языки комические и некомические: комичен английский и китайский, из-за обилия омонимов, и русский, из-за обилия синонимов, русских и церковнославянских; а французский не комичен, он афористичен.

'''Язычество''' Поливанов сказал Жолковскому: вы живете в Америке, для вас заборная эротика — экзотическое эстетство («нам, татарам, все равно»), а для нас малоприятная повседневность, поэтому нам она противна. Так каролингские поэты были подозрительны к светлому античному язычеству, потому что рядом с ними было темное саксонское язычество.

'''Ять''' Говорят, что готовится конференция по восстановлению этой буквы: некоторые считают, что развал культуры пошел от облегченного образования. Может быть, нужна кампания по возрождению (скажем, 50 %-ной) неграмотности? с восстановлением юсов большого и малого?

'''Я''' Илл. Вас. Васильчикова назначили председателем Государственного совета. «Всю ночь не мог заснуть: до чего мы дожили! на такую должность лучше меня никого не нашли» (Соллогуб, 158).

'''Яйца''' «Требуют, чтобы мы несли золотые яйца только затем, чтобы нас тотчас резали».

'''Ясность''' «Таким образом, этот вопрос совершенно ясен, что говорит о его недостаточной изученности».

'''Ясность'''


{{poemx1||
Ясно будешь писать — стихи твои лучше не станут,
Будешь писать темно — тоже не станут, учти!
|(Рафаэль Альберта)}}


''«Зачем блюду торопиться к ужину?»''

(Письма С. Кржижановского) [304]


{{справка}}