1 Как вол с волом идёт под игом плужным,
Я шёл близ этой сгорбленной души,
Пока считал мой добрый пестун нужным;
4 Но чуть он мне: «Оставь его, спеши;
Здесь, чтобы легче подвигалась лодка,
Все паруса и вёсла хороши»,
7 Я, как велит свободная походка,
Расправил стан и стройность вновь обрёл,
Хоть мысль, смиряясь, поникала кротко.
10 Я двинулся и радостно пошёл
Вослед учителю, и путь пологий
Обоим нам был явно не тяжёл;
13 И он сказал мне: «Посмотри под ноги!
Тебе увидеть ложе стоп твоих
Полезно, чтоб не чувствовать дороги».
16 Как для того, чтоб не забыли их,
Над мёртвыми в пол вделанные плиты
Являют, кто чем был среди живых,
19 Так что бывают и слезой политы,
Когда воспоминание кольнёт,
Хоть от него лишь добрым нет защиты,
22 Так точно здесь, но лучше тех работ
И по искусству много превосходней,
Украшен путь, который вкруг идёт.
25 Я видел — тот, кто создан благородней,
Чем все творенья, молнии быстрей
Свергался с неба в бездны преисподней.
28 Я видел, как перуном Бриарей
Пронзён с небес, и хладная громада
Прижала землю тяжестью своей.
31 Я видел, как Тимбрей, Марс и Паллада,
В доспехах, вкруг отца, от страшных тел
Гигантов падших не отводят взгляда.
34 Я видел, как Немврод уныло сел
И посреди трудов своих напрасных
На сеннаарских гордецов глядел.
37 О Ниобея, сколько мук ужасных
Таил твой облик, изваяньем став,
Меж семерых и семерых безгласных!
40 О царь Саул, на свой же меч упав,
Как ты, казалось, обагрял Гелвую,
Где больше нет росы, дождя и трав!
43 О дерзкая Арахна, как живую
Тебя я видел, полупауком,
И ткань раздранной видел роковую!
46 О Ровоам, ты в облике таком
Уже не грозен, страхом обуянный
И в бегстве колесницею влеком!
49 Являл и дальше камень изваянный,
Как мать свою принудил Алкмеон
Проклясть убор, ей на погибель данный.
52 Являл, как меч во храме занесён
Двумя сынами на Сеннахирима
И как, сражённый, там остался он.
55 Являл, как мщенье грозное творимо
И Тамириса Киру говорит:
«Ты жаждал крови, пей ненасытимо!»
58 Являл, как ассирийский стан бежит,
Узнав, что Олоферн простёрт, безглавый,
А также и останков жалкий вид.
61 Я видел Трою пепелищем славы;
О Илион, как страшно здесь творец
Являл разгром и смерть твоей державы!
64 Чья кисть повторит или чей свинец,
Чаруя разум самый прихотливый,
Тех черт и теней дивный образец?
67 Казался мёртвый мёртв, живые живы;
Увидеть явь отчетливей нельзя,
Чем то, что попирал я, молчаливый.
70 Кичись же, шествуй, веждами грозя,
Потомство Евы, не давая взору,
Склонясь, увидеть, как дурна стезя!
73 Уже мы дальше обогнули гору,
И солнце дальше унеслось в пути,
Чем мой пленённый дух считал в ту пору,
76 Как вдруг привыкший надо мной блюсти
Сказал: «Вскинь голову!— ко мне взывая.—
Так отрешась, уже нельзя идти.
79 Взгляни: подходит ангел, нас встречая;
А из прислужниц дня идёт назад,
Свой отслужив черёд, уже шестая.
82 Укрась почтеньем действия и взгляд,
Чтоб с нами речь была ему приятна.
Такого дня тебе не возвратят!»
85 Меня учил он столь неоднократно
Не тратить времени, что без труда
И это слово я воспринял внятно.
88 Прекрасный дух, представший нам тогда,
Шёл в белых ризах, и глаза светили,
Как трепетная на заре звезда.
91 С широким взмахом рук и взмахом крылий,
«Идите,— он сказал,— ступени тут,
И вы теперь взойдёте без усилий.
94 На этот зов немногие идут:
О род людской, чтобы взлетать рождённый,
Тебя к земле и ветерки гнетут!»
97 Он обмахнул у кручи иссечённой
Моё чело тем и другим крылом
И обещал мне путь незатруднённый.
100 Как если вправо мы на холм идём,
Где церковь смотрит на юдоль порядка
Над самым Рубаконтовым мостом,
103 И в склоне над площадкою площадка
Устроены ещё с тех давних лет,
Когда блюлась тетрадь и чтилась кадка,—
106 Так здесь к другому кругу тесный след
Ведёт наверх в почти отвесном скате;
Но восходящий стенами задет.
109 Едва туда свернули мы: «Beati
Pauperes spiritu»,— раздался вдруг
Напев неизречённой благодати.
112 О, как несходен доступ в новый круг
Здесь и в Аду! Под звуки песнопений
Вступают тут, а там — под вопли мук.
115 Я попирал священные ступени,
И мне казался легче этот всход,
Чем ровный путь, которым идут тени.
118 И я: «Скажи, учитель, что за гнёт
С меня ниспал? И силы вновь берутся,
И тело от ходьбы не устаёт».
121 И он: «Когда все P, что остаются
На лбу твоем, хотя тусклей и те,
Совсем, как это первое, сотрутся,
124 Твои стопы, в стремленье к высоте,
Не только поспешат неутомимо,
Но будут радоваться быстроте».
127 Тогда, как тот, кому неощутимо
Что-либо прицепилось к волосам,
Заметя взгляды проходящих мимо,
130 На ощупь проверяет это сам,
И шарит, и находит, и руками
Свершает недоступное глазам,—
33 Так я, широко поводя перстами,
Из врезанных рукою ключаря
Всего шесть букв нащупал над бровями;
136 Вождь улыбнулся, на меня смотря.
Примечания
ЧИСТИЛИЩЕ
ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
Круг первый (окончание)
13. Посмотри под ноги!— На резные изображения, являющие примеры наказанной гордости (ст. 25–63).
25–27. Имеется в виду Люцифер.
28–30. Бриарей — см. прим. А., ХХХI, 98.
31–33. Тимбрей (одно из прозвищ Аполлона), Марс и Паллада, окружив Зевса, смотрят на сражённых ими гигантов (А., XXXI, 44–45 и прим.).
34–36. Немврод — см. прим. А., XXXI, 46–81.
37–39. Ниобея, жена Амфиона (А., XXXII, 11), гордая своими семью сыновьями и семью дочерьми, глумилась над Латоной, матерью всего лишь двух близнецов — Аполлона и Дианы. Тогда дети богини убили стрелами всех детей Ниобеи, которая от горя окаменела (Метам., VI, 146–312).
40–42. Саул, царь израильский, побежденный филистимлянами на горе Гелвуе, пал на свой меч (Библия).
42. Нет росы, дождя и трав!— Узнав о смерти Саула, Давид воскликнул: «Горы Гелвуйские! да [не сойдёт] ни роса, ни дождь на вас, и да не будет на вас полей с плодами…» (Библия).
43–45. Арахна — см. прим. А., XVII, 18. Здесь она изображена в самый миг превращения.
46–48. Ровоам — жестокий израильский царь, спасающийся бегством от народного восстания (Библия).
49–51. Сын Эдипа, Полиник, ища себе союзников, чтобы отвоевать Фивы у своего брата Этеокла, подарил тщеславной Эрифиле, жене аргосского царя Амфиарая (А., XX, 31–39 и прим.), ожерелье Гармонии, приносившее несчастие всем его обладательницам, и она указала ему, где прячется её муж, который скрылся, зная, что лишится жизни, если отправится в этот поход. Когда Амфиарай погиб под Фивами, его сын Алкмеон, выполняя мщение, завещанное отцом, убил свою мать (ср. Р., IV, 103–105), так что она прокляла «убор, ей на погибель данный».
52–54. Надменный Сеннахирим, царь ассирийский, был убит во храме своими сыновьями (Библия).
55–57. Тамириса, скифская царица, отмщая Киру за гибель своего сына, разгромила персидское войско, велела отрубить голову павшего в битве царя и положить её в мех, наполненный человеческой кровью. При этом она воскликнула: «Упейся кровью, которой ты тридцать лет ненасытимо жаждал!» (Орозий, История, II, 7).
58–60. Когда ассирийский полководец Олоферн осаждал Ветилую, иудеянка Юдифь пришла к нему в шатёр и обезглавила его. Ассирийцы обратились в бегство (Библия).
80–81. Прислужницы дня — Оры (в античной мифологии — богини времён года, а также часов дня), сменяющие друг друга на солнечной колеснице (Ч., XXII, 118–120). Уже минул шестой час после восхода солнца, то есть минул полдень.
97–98. Взмахом крыльев ангел стёр одно из «P», вырезанных на челе у Данте (Ч., IX, 112–114).
100–108. Ступенчатый подъём во второй круг Данте сравнивает с тропой, по которой, выйдя из Флоренции и перейдя через мост Рубаконте (ныне Ponte alle Grazie), поднимаются к церкви Сан-Миниато.
101. Юдоль порядка — так иронически названа Флоренция.
105. Когда блюлась тетрадь и чтилась кадка — то есть когда общественные деятели Флоренции были честнее. Данте намекает на два громких мошенничества, случившиеся в его время: мессер Никкола Аччайоли и судья Бальдо д’Агульоне (Р., XVI, 55–56 и прим.) удалили из нотариальной книги компрометирующую запись, а Дуранте Кьярамонтези, ведавший продажей соли, уменьшил объём казенной кадки, чтобы обмеривать покупателей.
109–110. «Beati pauperes spiritu» (лат.) — «Блаженны нищие духом».
122. Хотя тусклей и те…— После того как стёрлось первое «P», знак гордости, корня всех грехов, стали тусклей и остальные знаки, тем более что гордость была главным грехом Данте (Ч., XIII, 136–138).
