Меня убила зависть
* * *
Меня убила зависть
огромным топором,
и больше не касаюсь
бумаги я пером.
Я больше не писатель,
я просто трын-трава,
я всем теперь приятель,
зазеленев едва.
Мука тайная стихов
* * *
Мука тайная стихов,
первых, веселорожденных!
Прелесть летних вечеров,
с жаркой музой проведенных.
Что ж теперь? Зима, зима.
В жаркой шубе муза стынет.
Скучно. Сходит в синема —
обязательно простынет.
Как я жизнь твою сломал
* * *
Как я жизнь твою сломал,
так и ты мою сломала,
но прощения сигнал —
в белых звездах одеяло.
Посмотри, над головой
те и эти — блещут, блещут,
неподвижны, а трепещут;
я прощаю, Бог с тобой.
Проснешься на левом боку
* * *
Проснешься на левом боку,
пока фонари не включили,
валяя в кривую строку
все то, чему не доучили.
Не буду я больше писать,
и славы мне вашей не надо,
поскольку трепещет тетрадь,
как лист облетевшего сада.
Чужие стихи не люблю
* * *
Чужие стихи не люблю,
и собственные надоели,
закончу — а все же пошлю
в журнал соловьиные трели.
Пишу эти клятвы, пишу,
а сам ненавижу все это,
завидую сойке, ежу,
собаке другого поэта…
Закрываю тихо веки
* * *
Закрываю тихо веки,
тихо веки закрываю,
упадаю в сумрак некий,
в сумрак некий уплываю.
Догоняй меня, душа.
Ты еще на той неделе
улетела не спеша,
словно бы на самом деле.
Печаль души моей, печаль
* * *
Печаль души моей, печаль
души моей, моей,
ты слабый свет уносишь вдаль,
неси, неси скорей.
Не просто в темень улетай,
а точно уходи
и прошлого не возвращай,
сомнений не буди.
Когда мы расстанемся, мы
* * *
Когда мы расстанемся, мы
сердиться и плакать не будем,
а выйдем на свет из тюрьмы
и будем свободные люди.
Тебя и меня не узнать,
все было в согласье с природой.
О чем мне теперь горевать,
что делать мне с этой свободой?
Серые белые дали
* * *
Серые белые дали,
зелени мрачной сосняк,
на обороте медали —
дачи, нагой березняк.
Здесь осушили болото,
драгой свели на убой,
все же останется что-то
цветом, душой, наготой.
