Блейк-архив
<poem>
Оригинал:
Уильям Блейк Бракосочетание Рая и Ада Избранные стихотворения и поэмы Сергей Сучков УИЛЬЯМ БЛЕЙК Многие современники считали его сумасшедшим. При этом, правда, добавляли эпитет — гениальный. Своим поведением, своими взглядами, наконец, своим творчеством Блейк никак не вписывался как в обыкновенную людскую среду, так и в художественно-артистическую. Да он и не стремился к этому, весь поглощенный странными, причудливыми видениями. Еще в детстве ему приходилось видеть ангелов, сидящих на деревьях, и даже самого Бога.
Родился Уильям Блейк в Лондоне 28 ноября 1757 года в семье торговца, чьи интересы были далеки от искусства. Люди, окружавшие маленького Уильяма, были насквозь прагматики. Промышленный и торговый бум в Англии того времени формировал людей делового, практического склада. Им было не до грез и мистики. Поэтому Блейк с характером и образом мышления как бы «выпадал» из своей эпохи. У мечтательного мальчика рано проявился интерес к живописи и графике. Заметив это, родители — нужно отдать им должное — незамедлительно отдали его в ученики граверу Безайру. В течение нескольких лет Блейк осваивал ремесло гравера. Конечно, Уильяма, с его полетом фантазии, не очень устраивал учитель, — всего лишь добропорядочный ремесленник. Но именно эта учеба дала ему — в 1778 г. — возможность поступить в Королевскую Академию. Недолго в ней пробыл Блейк. Если, будучи учеником у Безайра, он терпел диктат учителя ради постижения основ мастерства, то в Академии Блейк намеревался полностью отдаться творчеству и реализовать накопившиеся в нем замыслы. Но не получилось. Законы академической жизни и каноны академического искусства не способствовали их реализации, и Блейк покидает Академию.
Этот поступок стал началом, с одной стороны, самостоятельного художественного творчества, с другой — положил начало конфликтам Блейка с издателями, художниками, писателями, властями (в 1803 году он даже привлекался к суду по обвинению в государственной измене из-за симпатии к революционной Франции).
На жизнь приходилось зарабатывать, выполняя иллюстрации к различным книгам. Но и здесь Блейк выбирает произведения, близкие его душе: «Божественную комедию» Данте, «Ночные думы» Э. Юнга, «Могилу» Р. Блэра.
Но постепенно на первый план в его творчестве выходит поэзия. Блейк-график становится только иллюстратором своих собственных стихов и поэм. Очень характерно, что не нашлось издателя, пожелавшего выпустить в свет блейковскую лирику, и ему пришлось самому гравировать вместе с иллюстрациями и тексты. В этом был один очень большой плюс — независимость от чьих-либо вкусов, да и книги сами по себе, сделанные автором «от и до», становились настоящими шедеврами.
Раннее творчество Блейка относится к 1780-м годам. Оно окрашено в светлые, радужные тона. Стихи, составившие первые два сборника «Поэтические наброски» (1783) и «Песни неведения» (1789), гимны красоте мира, его чувственным радостям. Их можно назвать совершенными идиллиями. Трудно назвать еще какого-нибудь поэта, у которого в стихах было бы столько же чистоты, гармонии, радости. И тем не менее близость двух книг состоит только в их единой тональности. В остальном это разные сборники.
«Поэтические наброски», ориентированные на народное песенное творчество, не ставят и не решают никаких философских вопросов. Они передают нам запах и краски природы, знакомят с сельскими забавами, в них много описательности.
«Песни неведения» — некая утопия, созданная Блейком. Поэт отрицает значение человеческого разума и общественной морали. Для него идеал — маленький ребенок,
лишенный и того и другого, он преклоняется перед чистотой восприятия и беспечной радостью. Блейк имитирует детскую речь, использует детский фольклор. Он убежден, что истинная духовность нашла убежище в чувственном теле со всеми его чувствами. Отсюда и проповедь Блейком свободной любви, и признание плотского наслаждения как наивысшей ценности жизни (среди его пословиц есть, например, такие: «Нагота женщины — творение Господа»; «Дорога излишеств ведет ко дворцу мудрости»).
Бунтарский и революционный пафос Блейка имеет свою специфику. Да, им «поражены» многие его создания. Да, Блейк приветствовал Французскую революцию 1789 года. Но при этом ему совершенно чужда ее буржуазная подоснова. Он — ярый противник капиталистического пути развития. Для Блейка революция — некий путь к анархическому разрушению всех основ общества и государства, сбрасывание всяких ограничительных пут, довлеющих над индивидумом.
Совсем иные настроения царят в поэзии Блейка в 1790-е годы.
«Песни познания» (1794) являются антитезой «Песням неведения». В новых песнях господствует беспросветный пессимизм. Можно сказать, что если в первых книгах Блейка дети смеялись, то теперь они плачут. Поэт пишет о невозможности идиллии в человеческом обществе. Иногда он делает как бы «перекличку» между отдельными стихотворениями двух сборников (например, «Святой четверг» есть в одних «песнях» и в других, но какие они разные по смыслу и по тональности), словно спорит сам собой, с прежним.
В эти же годы Блейк создает цикл поэм под общим названием «Пророческие книги» (первая — «Книга Тель» появилась еще в 1789 году и близка по духу блейковским стихам 1780-х гг.). Остальные поэмы по содержанию перекликаются с «Песнями познания». В них есть нечто единое и по мыслям, и по образам. На поэмы, безусловно, оказала влияние поэзия Дж. Мильтона, что ничуть не лишает их исключительного поэтического новаторства. За «Книгой Тель» последовали: «Бракосочетание Неба и Ада» (1793), «Америка» (1793), «Европа» (1794), «Первая книга Юрризена» (1794), «Книга Ахании» (1795), «Песня Лоса» (1795). Сюда же следует отнести начатую, но так и не оконченную поэму «Французская революция» (1791).
Поэмы Блейка насыщены аллегориями и символами. Под свою мистическую космогонию он подстроил особую мифологическую систему с использованием географических терминов и библейских образов, поэтому некоторые части поэм с трудом поддаются дешифровке.
Уже в начале XIX века Блейк пишет еще три поэмы: «Мильтон» (1808), «Вечное Евангелие» (1818), «Иерусалим» (1804–1820), в которых он представляет себя духовным воином, а не певцом плоти и чувственности.
При жизни Блейк был известен немногим. Он не был оценен современниками, и умер в неизвестности там же, где и родился (т. е. в Лондоне) 12 августа 1827 года, не дожив чуть-чуть до своего семидесятилетия.
Слава к Блейку пришла позже. Высоко ценили его творчество прерафаэлиты Д.-Т. Россетти и А.-Ч. Суинберн, выдающийся ирландский поэт У.-Б. Йейтс.
Блейк оказал большое влияние на самые разные явления и направления в искусстве конца XIX — начала XX в.: на символизм, на экспрессионизм (причем, и как поэт, и как график), белый стих его поэм — предтеча поэзии американца У. Уитмена.
Сергей Сучков СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ КНИГИ «ПОЭТИЧЕСКИЕ НАБРОСКИ» ПЕСНЯ Перевод А. Парина Несли беззаботные крылья мои Меня по лугам, по долинам, Пока я не встретила князя любви И стал он моим властелином. И он плетеницей увил мне чело И в волосы вплел мне лилеи, И в сад, где все золотом буйным цвело, Вошла я, от счастья хмелея. И майские росы кропили крыла, И пела я песни ликуя — Шелковая сеть мне крыла оплела, Попала я в клеть золотую. И любо с улыбкой у клетки сидеть И слушать меня чародею, На крылья мои золотые глядеть, Глумясь над неволей моею. К ВЕСНЕ Перевод В. Потаповой О светлый Гений с влажными кудрями, Глядящий из промытых окон утра! Ты взором ангельских очей окинь Наш остров западный: он ждет Весны! Перекликаются холмы и долы; Глаза на твой блистающий шатер Устремлены: в наш край стопой святой Шагни через восточную гряду! Нам утренним дыханьем и вечерним Упиться дай! Пускай целуют ветры Твою благоуханную одежду. Земля полна истомы. Жемчугами. Укрась и поцелуями осыпь Ей грудь, перстами чудными надень Златой венец на голову, чьи косы Стыдливо для тебя расплетены. К ЛЕТУ Перевод В. Потаповой С твоим вторженьем к нам в долины, Лето, Ты жаром пышущих коней сдержи, Умерь из их ноздрей летящий пламень! Когда в златых шатрах, среди дубов, Тебя клонило в сон, цветущим телом И роскошью кудрей мы любовались. Мы слушали твой голос в гуще леса, Когда по небу в знойной колеснице Катился полдень. У ручья присядь Иль у реки, в долине мшистой, сбрось Одежды мягкий шелк и прыгни в воду Прозрачную. Во всем великолепье, Тебя долины наши любят, Лето! Из серебра у наших бардов струны. Южан отважней наши храбрецы. Никто не пляшет лучше наших дев. У нас есть песни, сладостное эхо, И реки, светлые как небеса, И лавролиственных венков прохлада. К ОСЕНИ Перевод В. Потаповой Запятнанная кровью винограда, Отягощенная плодами Осень, Мой кров укромный не минуй, настрой Свой голос в лад моей свирели свежей, Чтоб года лучшим дочерям плясать! Спой песню о цветах, плодах и злаках. «Тугой бутон раскрыл светилу полдня Свои красы; по всем прожилкам с дрожью Текла любовь! Цветы венков свисали Над лбом рассвета и зари вечерней Стыдливыми щеками. Разразилось Под перистыми облаками Лето. Воздушных духов кормит сладкий запах Плодов; снует на легких крыльях радость По саду, заливаясь меж ветвей». Так пела Осень у меня в гостях, Но молча за угрюмые холмы Ушла, златую ношу сбросив с плеч. К ЗИМЕ Перевод В. Потаповой Зима, замкни алмазные врата! На Севере уходит в глубь земли Твой мрачный кров. Не сотрясай его, Не гни подпор железной колесницей. Не слышит! Над зияющею бездной Несется тяжело, свой грозный скипетр Воздев и стаю бурь спустив с цепи. Окованы они ребристой сталью. Но чу! Страшилище шагает — кожа Да кости, — а под ним утесы стонут. Вот-вот разденет землю, чтоб морозом Дыханье жизни хрупкой умертвить. Оно садится на скалу. Злосчастный, Со штормом бьется мореход, пока Улыбка небо озарит и рухнет Чудовище в провалы Геклы с воем. БЕЗУМНАЯ ПЕСНЯ Перевод А. Парина В клоках небосклон,
Студеный и лютый.
Коснись меня, Сон,
Печали распутай!
Но щурится заря,
Восток животворя.
Щебетание утренних птах Занялось в небесах. И в полог угрюмый,
В шатер небоската
Летят мои думы,
Печалью чреваты,
Смущая ночи слух
И взоры солнцу застя,
И вселяют безумную ярость В бушеванье ненастья. Как морок, плыву
И в туче рыдаю.
Я ночью живу —
Наутро истаю.
К востоку спиной повернусь, Приманкой его не прельщусь, Ибо свет обжигает мой мозг, Как расплавленный воск. К МУЗАМ Перевод В. Потаповой На склонах Иды[1] затененных, В чертогах, что Восток воздвиг, — В покоях, солнцем напоенных, Где песнопений смолк язык, Вы обретаетесь, богини, Иль в небесах, среди миров? Иль в тех слоях, где воздух синий Рождает музыку ветров? Или под лоном вод зеркальных Вы, девять богоравных дев,[2] Средь рощ коралла, скал хрустальных Сошлись, поэзию презрев? Как вы могли забыть о чудной Любви к певцам ушедших лет? Ослабли струны, звуки скудны, Нот мало, искренности нет! ИГРА В ЖМУРКИ Перевод А. Шараповой На девах снежные меха И лал под носом пастуха — Вот вестники зимы студеной. Где ты, очаг мой раскаленный? Все, что горит, в очаг вали — А напоследок дуб спили!.. Скамьи образовали круг; Расселись гости — с дружкой друг; Вкатили в дом бочонок с элем… Красавицы уже под хмелем, И Долли Роджера язвит, Но Роджер сам не лыком шит: Скамью он вышиб из-под Долли, И Долли, застонав от боли, На Дика, встав с земли, глядит, Но ведь и Дик не лыком шит… Тут скамьи в угол сгромоздили И в жмурки поиграть решили. — Пусть водит Вилл! Конечно, да! Эй, Дженни, дай платок сюда. Игра — серьезное занятье. Мег Сэма к Виллу шлет в объятья. Расставил руки Вилл, но Сэм Подсел — как нет его совсем! — Эй! Недотепа Вилл! Но Китти Попалась и кричит: «Пустите!» Вилл от платка освобожден, Уж не актер, а зритель он. Ну, Китти! Вот он, Роджер, вот же! Лови его, не то уйдет же! Платок у Китти Роджер хвать И повязал, что все видать. Все видя, Сэма он хватает, Но Сэм, озлясь, врага толкает, Бежит, спасаясь, наутек И Пегготи сбивает с ног. Ах, сильно как она убилась! Все из-за Роджера случилось, Что подсмотрел из-под платка! Расправа будет коротка. За плутовское прегрешенье Поклоны бей во осужденье. Поклоны отбивает он, А Китти говорит канон, Платок на нем скрепляя сзади. Но Дик меж тем сидит в засаде. Пусть он споткнется об меня! Он зверь, я буду западня. Но кара никогда не впору: От недобора к перебору, Не средняя величина! В кровь голова рассечена У Роджера; столбом, фонтаном Кровь хлещет, как на поле бранном. Дик спохватился. Милый друг, Как исцелить мне твой недуг? А Китти приложить бутылку Спешит уже к его затылку. Играя, мы должны решить, Как с нарушителями быть. Так общество во время оно С собой справлялось без закона. Но воля начала наглеть — Закон понадобился впредь. Чтоб каждый шел своей дорогой, Блюсти закон должны мы строго. ПЕСНЯ МЕНЕСТРЕЛЯ Перевод А. Шараповой О сыновья троянских беглецов, От ваших голосов громоподобных На галльском небе облака сгустились И в сумраке ужасного затменья Явился алый диск, предвестник бурь, Чреватых погребением народов. Из Илиона вышли ваши предки (Они, как львы пещер, на свет рычали, Метали взоры молниям навстречу, И греческая кровь играла в жилах) В тяжелых шлемах, в боевых доспехах, На утлых кораблях, разбитых ветром. Они бросали якоря у скал, И целовали берег Альбиона, И причитали: «Матерью нам будь, Вскорми, вспои нас и прими останки, И стань гробницей сокрушенной Трои, И дай в наследство города и троны». Они пустились вплавь от кораблей. Тогда со стороны донесся шум: Чудовищные дети океана Неслись навстречу от пещер и скал, Ревели, словно львы, — но вдруг застыли, Как лес густой, готовый к топору. В доспехах медных в битву шли отцы. Чудовища рванулись напролом, Как пламя, провожаемое ветром, Как молнии, рожденные раздором, Как ниспаденье раскаленных звезд На ледяную пену океана. И рухнули деревья с плоскогорья, И капли крови дрогнули на листьях. О, сколько бурь им отразить пришлось! И ваши предки хмуро созерцали Величье смерти, муки великанов, Испуг в глазах, смертельный взлет бровей. И вышел Брут. Отцы, ему внимая, На брегах меланхолии сидели. И молвил Брут: «Непрочная волна, Волна времен играет надо мной, Но с будущим сотрудничает сердце: Моим сынам покорно будет море. Они протянут мощные крыла С востока на закат и будут жить, Не жалуясь и жалобам не внемля. Они потомкам счастье принесут: Здесь встанут города, и ветви яблонь Надломятся под тяжестью плодов. И юноши поднимутся на тронах, И каждый обвенчается с любимой. Они проснутся под бряцанье копий, Победный марш им будет колыбельной, Они построят замки на вершинах И дочерей оружьем оградят. И на седые горы Альбиона Придет голубоглазая свобода, Возвышенная, встанет над волнами, И мощное копье направит вдаль, И крыльями огромными накроет И подданных своих, и эту землю». ПЕСНИ НЕВЕДЕНИЯ И ПОЗНАНИЯ, показывающие два противоположных состояния человеческой души ПЕСНИ НЕВЕДЕНИЯ ВСТУПЛЕНИЕ Перевод А. Шараповой С дудкой я бродил в лесах, Дул в зеленое жерло. Вижу: с тучки в небесах Свесилось дитя мало. — Про ягненка мне сыграй! — Я сыграл, как мне велят. — Ах! и снова начинай! — Вижу: божий мальчик рад. — Если в песне есть слова, Их, счастливец, не таи! — Спел я, что играл сперва. Хвалит он слова мои. — В книжку песню помести, Чтобы все прочесть могли! — И уж облачко в пути… Взял я пригоршню земли, Ею воду замутил И тростинку поломал: Без пера и без чернил Детям книгу написал. ПАСТУХ Перевод А. Шараповой Пастух, сколь славен жребий твой! Далеко от людского зла Ты водишь кроткие стада И на устах твоих хвала. Зовут ягнята, трепеща, И овцы им отозвались. А ты им придан для того, Чтобы без страха им пастись. ЗЕЛЕНОЕ АУ Перевод В. Топорова Чу! солнце встает, И чист небосвод. Чу! колокола, Весна к нам пришла. Чу! стриж и снегирь, Весенний псалтырь. Чу! песни и звон Друг дружке вдогон. Раздвинем листву С зеленым ау! Вот гладкий пенек, Сидит старичок. Вот рядом другой. Весенний покой. Вот, глядя на нас, Он начал рассказ: «Вот так-то и мы Плясали до тьмы. Кидались в листву С зеленым ау». Но мальчик устал, От старших отстал. А из-за ветвей Свет солнца слабей. Эй, брат и сестра, Домой вам пора! Эй, крошка-птенец. Усни наконец! Покинем листву С зеленым ау. ЯГНЕНОК Перевод В. Топорова
Милый! чьей рукой
Сделан ты — такой?
Кто на свет тебя послал, Кто траву тебе постлал, Кто привел тебя к ручью, Шерстку выдумал твою, Блеять кто тебе велел Так, чтоб всяк повеселел?
Милый! чьей рукой
Сделан ты — такой?
Слушай и внимай!
Слушай и внимай!
Твой создатель — тезка твой, Ибо Агнец он Святой; Кроток он и нежен он, Он Дитятей наречен; Ты ягненок, я дитя, Он таков, как ты и я.
Твой Творец — Господь!
Твой Творец — Господь!
НЕГРИТЕНОК Перевод В. Топорова Там, где рожден я, — солнце и песок, И черен я, одна душа бела. Английский мальчик — белый ангелок, А негритянский — черная смола. Мать прятала меня в тени дерев От зноя, наступающего днем, И, к небу руку черную воздев, С любовью говорила мне о нем: — На небе солнце, а на солнце Бог, Он дарит свет, он дарит свет и тень, Чтоб каждый человек, зверек, листок Хвалил рассвет и славил ясный день. Лучи любви небесной горячи, И жар любви мы вытерпеть должны; Сгорели б мы, Господь не облачи Нас в черные сплошные пелены. Душа не знает этой черноты И белоснежной выйдет из пелен, Когда раздастся Голос с высоты И призовет ягнят на небосклон. Так мать мне говорила в той стране, Так, белый мальчик, я скажу тебе: — Ты в белой, сам я — в черной пелене, Но нас, ягнят, зовет Господь к себе; Я помогу тебе снести жару На солнечной дороге в небеса, И выйдем, братья, к божьему шатру. И я твои поглажу волоса. ЦВЕТОК Перевод В. Микушевича Стриж! Цветы прозрели. Видит нас цветок. Так лети же Ты, стрела без цели, К тесной колыбели, К сердцу ближе. Милая касатка! Слышит нас цветок. Так лети же Плакать сладко-сладко, Милая касатка, К сердцу ближе. МАЛЕНЬКИЙ ТРУБОЧИСТ Перевод В. Топорова Мать оставила рано меня сиротой, А отец, удрученный своей нищетой, Крошку-сына, который едва лепетал, К трубочистам чумазым в ученье послал. Не вылажу из сажи — уж так повелось. Тома наголо брили. Орал он. «Да брось, — Я сказал, — ты кудрявей ягненка, а тот Никогда не пролез бы, как мы, в дымоход». Перестал он, бедняга, кричать, да потом Сон диковинно-странный увидел наш Том: Будто тыщи чумазых — Дик, Джо,
Нед и Джек —
В черный гроб заколочены кем-то навек. Но приходит к ним ангел с волшебным ключом, И выходят на волю Дик, Джо, Нед и Том, Ну а там уж — и радость, и песни, и смех, И весеннее солнце, и речка для всех. Искупались, отмыли от сажи бока И вбежали стремглав нагишом в облака. Ангел Тому сказал: «Нужно быть молодцом, И послушному сыну Бог будет отцом». Тут — опять подниматься и копоть скрести, И тяжелую сажу в ведерках нести. Том — усердней других, хоть наказчик умолк. Плакать нечего, коль выполняешь свой долг. ЗАБЛУДИВШИЙСЯ МАЛЬЧИК Перевод В. Топорова «Отец, отец! куда спешишь? Помедленней иди. Такая тишь, а ты молчишь, И темень впереди!» И точно: тьма со всех сторон, Болотная роса. Напрасно он взывал, смущен, Лишь пар вокруг вился. МАЛЬЧИК НАЙДЕННЫЙ Перевод В. Топорова В трясину мальчик угодил, Кружа за светляком; Он закричал — но тут предстал Господь: родным отцом. Найденыша он приласкал И к матери отнес, Блуждавшей с криком в лесу великом, Охрипшей от долгих слез. СМЕЮЩАЯСЯ ПЕСЕНКА Перевод А. Шараповой Смеется листвою зеленый бор, Смеются потоки, сбегая с гор; Над нашею шуткой заря смеется, И эхо на всхолмиях раздается. Всей зеленью захохотал лужок, Смеется кузнечик и паучок. «Хо-хо!» — заливаются Кэт и Анна, «Хи-хи!» — усмехается вслед Сусанна. Смеются заливистым смехом столы, От ягод, орехов и вин тяжелы… Всем тем, что смеется, нас жизнь окружила, А значит, смеяться и нам положила. КОЛЫБЕЛЬНАЯ Перевод В. Микушевича Сон, сон, осени Мое дитя в ночной тени. Сны, сны, свет луны! В тишине ручьи слышны. Сон, сон пуховой! Мил младенцу венчик твой. Сон, сон, херувим Над сокровищем моим. Улыбнись, улыбнись, Счастья моего коснись! Я сама улыбнусь, В сумрак нежный окунусь. Вздох, вздох, голубок! Сон младенческий глубок. Я вздохну, улыбнусь, Ни на миг не отвернусь. Спи, спи в тишине! Улыбнулся мир во сне. Сладко спать, сладко спать! Над тобою плачет мать. Я в тебе что ни миг Божий созерцаю лик. И в Своем детском сне Создатель плакал обо мне. Обо мне, о тебе, О человеческой судьбе. Бог младенческих сердец, Улыбается Творец. Мне, земле, небесам, Тот, кто стал младенцем Сам, Улыбается с тобой, Миру даровав покой. ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ Перевод В. Топорова Добро, Смиренье, Мир, Любовь — Вот перечень щедрот, Которых каждый человек, Моля и плача, ждет. Добро, Смиренье, Мир, Любовь Познал в себе Творец, Добро, Смиренье, Мир, Любовь Вложил в детей Отец. И наше сердце у Добра, И наш — Смиренья взгляд, И в нашем образе — Любовь, Мир — наш нательный плат. Любой из нас, в любой стране, Зовет, явясь на свет, Добро, Смиренье, Мир, Любовь — Иной молитвы нет. И нехристь — тоже человек, И в том любви залог: Где Мир, Смиренье и Любовь, — Там, ведомо, сам Бог. СВЯТОЙ ЧЕТВЕРГ Перевод В. Топорова Они проходят по два в ряд — сама Невинность
с ними!
Они идут, лаская взгляд одежками цветными. Седые старцы впереди, чья кожа — жестче пемзы. Толпа вливается в собор, как будто воды Темзы. Какие россыпи цветов — зеленый, синий,
красный!
Откуда в Англии они — в туманной и ненастной? Услышишь: галками галдят, присмотришься:
ягнята;
Обряд свершается святой, и сами дети святы. Вот вихрем пенье поднялось и в небо полетело. Гром чистогласный огласил церковные приделы. И старцы, мудры и щедры, душой взмывают
к Богу.
Даянье — благо; не гони просителя с порога. НОЧЬ Перевод В. Топорова Взошла, хоть все еще закат, Вечерняя звезда. Умолкши, в гнездах птицы спят, Лишь я лишен гнезда. Луна, как растение, В небесном цветении Любуется тьмой С улыбкой немой. Покойны травы и стога. Отрада дневных стад. Ягнята дремлют. На луга Заступники спешат. Они, светозарные, Вольют в благодарные Земные создания Свое ликование. Они обстанут тихость гнезд И мир звериных нор, Ночных дерев неслышный рост И сонный плеск озер. А встретят неспящего И жалко кричащего — Пребудут при нем Забвеньем и сном. Где кровоалчны Волк и Лев, Они вздымают стон О том, чтоб сгинул глад и гнев И агнец был спасен. А зверь не отступится — Пред Богом заступятся За тварь убиенную, За душу бесценную. И в рай ведут овцу со львом, Но лев уже не тот: Из огненных очей ручьем Златые слезы льет. «Мое превращение — В его всепрощении, — И кротость его — Мое естество! Теперь, ягненок, я пасусь С тобою наравне И Агнцу Божьему молюсь В небесной вышине. В блаженном раскаянье Сбылись мои чаянья, Ночь стала благой, А грива — золотой!» ВЕСНА Перевод А. Шараповой Чу, свирель! Смолкла трель… Соловей — Меж ветвей. Жаворонок в небе. Всюду птичий щебет. Весело, весело Встречаем мы весну! Рады все на свете. Радуются дети. Петух — на насесте. С ним поем мы вместе. Весело, весело Встречаем мы весну! НЯНЮШКИНА ПЕСНЯ Перевод В. Микушевича Когда детвора резвится с утра, На холмы поднимаясь бегом, Спокойно мне в моей тишине, И все спокойно кругом. «Домой, детвора, теперь нам пора. На закате роса холодна. Пора, детвора! Домой до утра! Гулять нам нельзя дотемна». «Нет, еще не пора! И в разгаре игра, И солнце еще не зашло. В небе множество птах, и стада на холмах, И по-прежнему в мире светло!» «Хорошо, детвора, правда, спать вам пора, Не померк еще радостный свет!» От холма до холма крики, смех, кутерьма, Так что эхо смеется в ответ. МАЛЫШ-ВЕСЕЛЫШ Перевод А. Шараповой — Имени мне не дали; Живу я два дня едва ли. — Но как тебя звать велишь? — Радость дарю я вам, Радуюсь я и сам — Я малыш-веселыш. — Живешь ты два дня едва ли, Но имя тебе уж дали. Я полюбил тебя, слышь? Поймав улыбку твою, Весь день потом я пою. О, мой малыш-веселыш! СОН Перевод В. Топорова В изголовье Ангел встал, А во сне я увидал, Что лежу на травке я И гляжу на муравья. А несчастный муравей, Как в лесу, бредет в траве, Жалок, мал и одинок. Вот что, плача, он изрек: «Дети! ищете ль отца, Окликая без конца? Ах! оставьте поиск свой. Сироты, пора домой!..» ПЕЧАЛЬ НАШЕГО БЛИЖНЕГО Перевод А. Шараповой Если ближний наш в тоске, Можно ль жить нам налегке, Созерцая, как он страждет И в мольбах спасенья жаждет? Можно ль с легкой жить душой, Когда слезы льет другой? Сердцу ль не облиться кровью, Если видим скорбь сыновью? Неужели может мать Голосам детей не внять? Нет, такого быть не может! Сроду, сроду быть не может! Отче наш! Как малых птах Бросить можешь ты в скорбях? Как ты можешь с детских плеч Страшных тягот не совлечь? Должен Ты к гнезду прильнуть, Положить птенца на грудь, Колыбель качнуть в рыданьях, Где дитя и мать в страданьях. Ты ль дитя не воскресишь, Матерь не возвеселишь? Нет, такого быть не может, Сроду, сроду быть не может! Радость ты вольешь в людей, Разделив печаль детей, Скорби старика и мужа Разве обойдешь ты вчуже? Человек! Будь справедлив: Твой Господь чадолюбив. Он не обойдет нас мимо — С нами Он всегда незримо. Знай, что в ликованья час Сам Господь ликует в нас! Знай, что если скорби много, То не наша скорбь, но Бога! ПЕСНИ ПОЗНАНИЯ ВСТУПЛЕНИЕ Перевод В. Топорова Слушайте голос Певца! Песня его разбудит Ваши сердца Словом Творца — Слово было, и есть, и будет. Заблудшие души Оно зовет, Вопия над росой вечерней, А черн небосвод — Вновь звезды зажжет, Мир вырвет из тьмы дочерней! «Вернись, о Земля Светла, Мрак отряхая росный! Ночь дряхла, Рассветная мгла Брезжит в трясине косной. Не исчезай никогда! Что тебе здесь неймется? В небе звезда, В море вода — Мало ль чего найдется». ОТВЕТ ЗЕМЛИ Перевод В. Топорова Но тяжело во мрак Смотрит Земля слепая. Свет иссяк! Камень и прах! В горе склонилась глава седая. «Море меня сдавило, Зависть звезд извела. Как могила, Мне тело изрыла Ярость Отца Мирового Зла. Низкий себялюбец Творец! Злобный завистник Страх! Утру обещанная, Обесчещена, Стонет на дыбе Невинность в цепях! Вешнему ветру нельзя не веять, Почкам — не набухать. Может ли сеятель Ночью сеять, Пахарь — во тьме пахать? Холод звездных оков ледяной Кости мои пронзил. Страшный! злой! Любуясь собой, Радость и рабство ты слил». КОМ ЗЕМЛИ И КАМЕНЬ Перевод В. Топорова — Не себялюбица Любовь: Готова претерпеть беду, Пролить слезу, порою кровь… С любовью счастье — и в аду! Так пел беспечный Ком Земли. Вдруг — Лошадь. И копытом — трах! И Камень, притаясь в пыли, Передразнил в таких стихах: — Нет, себялюбица Любовь: Готовит всем беду свою — Те слезы льют, порою — кровь: С любовью — горе и в раю! СВЯТОЙ ЧЕТВЕРГ Перевод В. Топорова Святость — это не про вас. Ваша милостыня — срам. Взгляд голодных детских глаз Приговор выносит вам. Или плач звенит, как песнь? Или плачут не всерьез? Или бедность, как болезнь, — Проходящая от слез? Что за нищая страна! Круглый год стоит зима, Целый день — ночная тьма, Нива тощая черна. Ибо солнцем и дождем Тот лишь край одарен, где Детям голод незнаком И — нет нужды в низкой мзде. ЗАБЛУДШАЯ ДОЧЬ Перевод В. Микушевича Днесь провижу я: Сон стряхнет земля (В глубине души Это запиши), Чтобы наконец Найден был Творец И в пустыне сад После всех утрат. В дальней той стране, Где нет конца весне, Девочка лежит Лет семи на вид. Лика долго шла. Птицам нет числа. Голоса в глуши Дивно хороши. «Слышу в тишине: Плачут обо мне И отец и мать. Как мне задремать? Наступила ночь. В пустыне ваша дочь. Разве можно спать, Если плачет мать? Лике не до сна, Если мать грустна. Если дремлет мать, Можно мне поспать. Сумрачная ночь! Лике спать невмочь. Глядя на луну, Я глаза сомкну». К ней приходит сон, И со всех сторон Собралось над ней Множество зверей. Старый пляшет лев, Лику разглядев. Лес ликует весь: Место свято здесь. И вокруг нее Кроткое зверье, Так что лев-старик Перед ней поник. Он лизал ее, Он лобзал ее. Алая слеза Зверю жжет глаза. В умиленье лев. Девочку раздев, Львица в темный грот Спящую берет. ОБРЕТЕННАЯ ДОЧЬ Перевод В. Микушевича И отец и мать Вышли дочь искать. В долах ни души. Рыдания в глуши. Ищут наугад, Плачут и кричат. Семь печальных дней Они в разлуке с ней. Семь ночей подряд Во тьме пустынной спят. В тех местах глухих Сон морочит их. Будто слабый крик В душу к ним проник. Лика голодна, Измучена, бледна. Истомилась мать И не в силах встать. Муж помог жене В безлюдной той стране. Немощную нес, Ослабев от слез, Шел едва-едва. Вдруг он видит льва. Гривой лев трясет. Слабых кто спасет? Перед грозным львом Падают ничком. Зверь обнюхал их И, вздохнув, притих. Нет, не растерзал, — Руки облизал. Подняли глаза. Минула гроза. Дух глазам предстал, Золотом блистал. В золотой броне, Словно весь в огне. Волосы до плеч. Царственная речь: — Следуйте за мной В мой чертог земной. Лика ваша в нем Спит глубоким сном. В заповедный грот Видение ведет. Спать среди зверей Девочке теплей. Там живут они До сих пор одни, Не страшась волков И свирепых львов. МАЛЕНЬКИЙ ТРУБОЧИСТ Перевод В. Топорова Малыш чумазый, — в метель, в мороз, — На гребне крыши ослеп от слез. — Куда ушли вы, отец и мать? — Молиться богу, спасенья ждать. — Не унывал я июльским днем, Не горевал я в метель, в мороз. Мне сшили саван вы, мать с отцом, На гребне крыши, в юдоли слез. Не унываю — пляшу, пою, — А вы и рады: работа впрок. Весь день на небе — да не в раю. В раю — священник, король и Бог. НЯНЮШКИНА ПЕСНЯ Перевод В. Микушевича Когда детвора резвится с утра И слышится шепот в тени, Как больно мне вспоминать в тишине Мои минувшие дни! Пора возвращаться домой, детвора! На закате роса холодна. Затянулась игра, и узнать вам пора, Как зима ледяная темна. ЧАХНУЩАЯ РОЗА Перевод В. Топорова О роза, ты чахнешь! — Окутанный тьмой Червь, реющий в бездне, Где буря и вой, Пунцово лоно Твое разоряет И черной любовью, Незримый, терзает. МОТЫЛЕК Перевод В. Топорова Жаль мотылька! Моя рука Нашла его В раю цветка. Мой краток век. Твой краток срок. Ты человек. Я мотылек. Порхаю, зная: Сгребет, сметет Рука слепая И мой полет. Но если мыслить И значит — быть, А кончив мыслить, Кончаем жить, — То жить желаю Мой краткий срок, — Весь век порхая, — Как мотылек. АНГЕЛ Перевод В. Топорова Мне снился сон — престранный сон! Безмужней я взошла на трон, Лишь кроткий ангел был со мной — Беспомощный заступник мой. И день и ночь мой крик звучал, А он мне слезы утирал; О чем — и ночь и день — мой крик, Я скрыла, ангел не постиг. Он улетел в рассветный час, И тыщи копий и кирас Я верным страхам раздала, А плакать — больше не могла. Вернулся вскоре ангел мой — Страх не пускает в мой покой, — И не увидит никогда, Что голова моя седа. ТИГР Перевод В. Топорова Тигр, о тигр! кровавый сполох, Быстрый блеск в полночных долах, Устрашительная стать, Кто посмел тебя создать? В преисподней иль в эдеме Некто в царской диадеме Огнь в очах твоих зажег? Как он вытерпел ожог? Кто качнул рукою властной Сердца маятник ужасный И, услышав грозный стук, Не убрал смятенных рук? Кто хребет крепил и прочил? В кузне кто тебя ворочал? В чьих клещах твой мозг пылал? Чьею злобой закипал? А когда ты в ночь умчался, Неужели улыбался Твой создатель — возлюбя И ягненка, и — тебя? Тигр, о тигр! кровавый сполох, Быстрый блеск в полночных долах, Устрашительная стать, — Кто велел тебе восстать? МОЙ РОЗОВЫЙ КУСТ Перевод В. Топорова Я увидел цветок. Он, маня, Как в невиданном мае, расцвел. «Есть розовый куст у меня», — Я подумал и мимо прошел. День и ночь, не ведая сна, Я лелеял бы розу мою. Но ревниво замкнулась она — Лишь колючки ее познаю. «АХ! ПОДСОЛНУХ! ЧТО ЗА ЖРЕБИЙ…» Перевод В. Топорова Ах! подсолнух! что за жребий — Мерить солнца шаг дневной И грустить о знойном небе Над блаженною страной, Где, бежав от льда и злобы, Отрок с девою, чисты, Зрят, пустые кинув гробы, Край, которым бредишь ты. ЛИЛЕЯ Перевод А. Парина Тернием колет Роза, строга. Овечка грозя подымает рога. А Лилея, бела, для любви расцвела, Не угрозой, не терньем — красотою взяла. САД ЛЮБВИ Перевод В. Топорова Я отправился в Сад Любви. Я и раньше бывал там не раз. Но, придя, я его не узнал: Там часовня стояла сейчас. Дверь в часовню была заперта. «Бог накажет» — прочел я над ней. Я прочел, оглянулся вокруг: Не узнал ни дерев, ни аллей. Там, где было просторно цветам, Тесно жались могилы теперь, И священники в черном шли шагом
дозорным
И путы печали на любовь налагали. СОРВАНЕЦ Перевод В. Топорова Маманя, чем в церкви холодной дрожать, Уж лучше в кабак я отправлюсь опять; Хоть знаю о том, что пиво с вином На небе считают смертельным грехом. Вот если бы в церкви давали пивка, Да грели бы грешников у камелька, Любой бы орал священный хорал, А грязный кабак за углом прогорал. Вот что бы священнику выпить со мной — Я возликовал бы, как птичка весной; Да выгнать к чертям уродливых дам, Которые нас приучают к постам. Да если б Господь, как папаша хмельной, Играл бы, дурачился вместе со мной, Не клял Сатану за тягу к вину, А выпил бы с ним, да притом не одну! ЛОНДОН Перевод В. Топорова Размышляя о Правах, Я по Лондону брожу. В каждом взоре вижу страх, Страх и горе нахожу. В каждом крике каждых уст, В хоре детских голосов, — Каждый шорох, каждый хруст — Ржанье ржавых кандалов. Церковь каждую клянут Трубочистов черных кличи, Вопли ветеранов льют Кровь — в дворцовое величье. А в ночи — всего лютей Шлюхи визг, чернотворящий Новорожденных — в чертей, Новобрачных — в прах смердящий. ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ АБСТРАКЦИЯ Перевод А. Шараповой Не мучь мы ближнего, глумясь, — Откуда жалость бы взялась? Сведите нищету на нет — И милость позабудет свет. Страшит соседей неприязнь — И в мире жить велит боязнь. Ножом, отравой, западней В ночи вооружен Разбой, — А в свете дня он тих и благ, И к Господу питает страх, И Благодать побег живой Пускает под его стопой. Так Тайны дерево растет И ширит над землей свой свод: Там, причастясь, воспримут дух Сонм гусениц, слепней и мух. Желанен людям, свеж, румян, На ветке вспыхнет плод Обман; От древа тень на мир падет, И вран на нем гнездо совьет. И спросят боги сфер и вод: — Где это дерево растет? Средь звезд или на дне морском? — Не там его ищи — ищи в мозгу людском. ДИТЯ-ГОРЕ Перевод В. Топорова Мать в слезах. Отец взбешен. Страшный мир со всех сторон. Затаюсь, нелеп и наг, Словно дьявол в пеленах. То в руках отцовских хватких Я забьюсь в бесовских схватках, То угрюмый взор упру В мир, что мне не по нутру. ДЕРЕВО ЯДА Перевод А. Шараповой Мой друг привел меня в смятенье. Я гнев излил — пришло успокоенье. Мой старый враг мне душу изъязвил — Я промолчал, но гнев никак не проходил. И в землю пало семя гнева. Я злые слезы лил на место сева, Лучом улыбок землю согревал И лживыми хвалами удобрял. Так вырос саженец мой странный, И плод созрел на нем — такой румяный, Что недруг мой с завистливой тоской Воззрелся на него и понимал — он мой. И в сад проник он темной ночью, А утром я узрел воочью С надкушенным плодом у губ Под сенью веток распростертый труп. ЗАБЛУДШИЙ МАЛЬЧУГАН Перевод А. Шараповой — Нет, так, как я себя люблю, Другого мне не полюбить; Коль кто-то есть меня мудрей, Могу ль я это оценить? Отца, и братьев, и друзей Люблю я, но не больше, нет, Чем любит глупый воробей Дающего ему обед… За шиворот, за волоса Таскал его духовный чин И одобрение снискал От многих женщин и мужчин. И с кафедры священник рек: «Нечистый дух таится в нем: О высших тайнах бытия Он силится судить умом». Напрасно плачет мальчуган, Отец и мать вотще вопят: Уже, раздетый донага, Он в тяжкие оковы взят. Как многие потом и до, Он в месте был святом сожжен. Отец и мать молили зря… Не в Англии ли умер он? ЗАБЛУДШАЯ ДЕВОЧКА Перевод В. Топорова Дети будущих веков! Из разгневанных стихов Вы узнаете о том, Что Любовь была грехом. В веке золотом, Светом залитом, — Вечная весна И как снег ясна Юных тел нагая белизна. Он, она — юны, Нежных дум полны. Хорошо двоим Утром золотым, Утром, вечным светом залитым. В утренней тиши В кущах ни души: Не глядит отец, Не спешит гонец, — Уна внемлет трепету сердец. Восстают из трав, Радостно устав; Новой встречи ждут В час, как все уснут, В час, когда лишь странники бредут. И, как снег светла, В дом к отцу вошла. Бел отец как лед. Поли святых забот, Он взглянул — и страх ее трясет. «Дочь, как ты бледна! Уна, ты больна? О, потоки слез! Гибельный вопрос Рвет, как вихрь, цветы седых волос!» ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ Перевод В. Топорова Сердце людское — в груди Бессердечье; Зависть имеет лицо человечье; Ужас родится с людскою статью; Тайна рядится в людское платье. Платье людское подобно железу. Стать человечья — пламени горна, Лик человечий — запечатанной печи, А сердце людское — что голодное горло! К ТИРЗЕ[3] Перевод В. Топорова Рожденный Матерью Земной Опять смешается с Землей; Став прахом, станет Персть равна — Так что же мне в тебе, Жена? Восстав из Спеси и Стыда, Два Пола пали в Никуда; Но Смерть до Сна низведена — Два Пола встали после сна, Мать Смертной Участи Моей! Дарительница Всех Скорбей! Замазала твоя слеза Мне Ноздри, Уши и Глаза. Мне косным сделала Язык. На смерть я из Тебя возник! Душа Голгофей спасена — Так что же мне в тебе, Жена? ШКОЛЯР Перевод А. Шараповой Чуть свет проснуться, слушать птах, Зовущих с каждого куста, И жаворонка в облаках, И рог охотничий с моста — Вот жизнь, вот красота! Но утром надо в школе быть! Какая радость в том? Взгляд наставительный ловить, На всех уроках в страхе быть, Весь день вздыхать потом… Так годы шли, как в скучном сне, В душе гнездо вила тоска, На фолиант злосчастный мне, Урок я свой долбил пока, Лил скучный дождик с потолка. Как жаворонку жизни нет Без озаренной высоты, Нельзя отнять у детства свет. Мальчишки чахнуть не должны, Понурив крылья, в день весны. Отец мой! Мать! Когда бутон Весенней бурей свергнут в грязь, — Зачем чудесный куст рожден? Коль будущность его взялась, Зачем и жизнь ему далась? Ведь если минут лета дни, Плодов к столу не принеся, Коль сгинули навек они, — Зачем же жизнь вершилась вся? Зачем год новый начался? ГОЛОС ДРЕВНЕГО БАРДА Перевод В. Микушевича Придите, молодые! Уже заря зажглась, И правда родилась. Скрылись тени вековые, Мудрствования пустые. Лабиринтом вырос бред. От корней проходу нет. Многие споткнулись там, Блуждая по костям во мраке до зари. Плетутся с горем пополам, Себя вождями мнят, а им самим нужны
Поводыри.
ИЗ «МАНУСКРИПТА РОССЕТТИ» (1793) «ИЗРЕЧЕННАЯ ЛЮБОВЬ…» Перевод В. Топорова Изреченная любовь Станет отреченной; И безмолвен, и незрим Ветер сокровенный. Я ей открыл, я ей открыл Любовь мою и душу — Задрожала, зарыдала, Убежала тут же. А прохожий той порой, Сокровенно хладен, И безмолвен, и незрим, Быстро с нею сладил. «ВОРА ПРОСИЛ Я ПЕРСИК УКРАСТЬ…» Перевод В. Потаповой Вора просил я персик украсть. Мне был молчаливый отказ. Стройную даму просил я возлечь — Но брызнули слезы из глаз. Тут ангел вору Моргнул, а гибкой Леди поклон Отвесил с улыбкой, И овладел, Между шуткой и делом, Дамой податливой, Персиком спелым. «ПРЕДСТАЛ МНЕ ЗЛАТОГЛАВЫЙ ХРАМ…» Перевод В. Топорова Предстал мне Златоглавый Храм — И заповеден был Порог, И толпы оробелых там Молились и валились с ног. Но вот у Врат, меж двух колонн Белейших, показался Змий — Пополз, пополз, вползая Он Туда, где править призван Сый. Златые Створы миновав, По перловицам половиц Вполз ослепительно кровав, В Святых Святую — и завис Над миром, и, разинув Зев, Исторг на Плоть и Кровь свой Яд. Тогда я воротился в хлев И жить решил, где свиньи спят. ДИТЯ-ГОРЕ Перевод В. Топорова Мать в слезах. Отец взбешен. Страшный мир со всех сторон. Затаюсь, нелеп и наг, Словно дьявол в пеленах. То в руках отцовских хватких Я забьюсь в бесовских схватках, То угрюмо взор упру В мир, что мне не по нутру. Но поняв, что грудь — суха, Я затих: тоска — тиха. Но поняв: тоска бессильна, Улыбаться стал умильно. Я, затихши в жалкой зыбке, Раздавал свои улыбки; Спрыгнул и пошел потом, Наслаждением влеком. И увидел я отрадные Кущи, гроздья виноградные, Мне деревья и кусты Сыпали свои цветы… И тогда отец мой скучный, Пятикнижный чтец послушный, Проклял сына и связал, К древу мирта приковал. «Я СЛЫШАЛ АНГЕЛА ПЕНЬЕ…» Перевод В. Потаповой Я слышал ангела пенье, А день стоял — загляденье: «Жалость, Согласье, Благость Превозмогут любую тягость!» Он пел, исполняя свой долг, Над скошенным сеном — и смолк После заката, когда Бурой казалась скирда. Над дроком и вереском, братья, Я дьявола слышал заклятья: «Толк о Благости вреден, Коль скоро никто не беден. Кто счастлив, как наше сословье, Тем Жалость — одно пустословье!» От заклятья солнце зашло, Небес помрачнело чело, И ливень хлынул с неба На копны сжатого хлеба. Пришла нищета в одночасье, С ней — Благость, Жалость, Согласье. «СТРАШИЛСЯ Я: МОЙ ВИХРЬ УБЬЕТ…» Перевод В. Потаповой Страшился я: мой вихрь убьет Прекрасный и невинный цвет. Но солнце с неба льет и льет Поток лучей, а ветра нет. Когда настал цветенья час, Лишь пустоцвет густой-густой Все рос да рос и тешил глаз Бесплодной, лживой красотой. Я убил отца, и корни, Кровью политые, черны. Вытерпевши столько лет Сам теперь и стар и сед. ПОД МИРТОВЫМ ДРЕВОМ Перевод В. Топорова Древо мирта, отчего я Связан узами с тобою? Как любви — самой свободе — На одном цвести угодье? Гнет блаженству не союзник. Плохо нам с тобой, соузник. Как навоз, лежу в пыли На твоем клочке земли. Древо плакало: протрется Цепь, я плакал: не порвется. А родитель хохотал: Все про нас и цепь он знал. «ЗЕРНА У ТЕБЯ В ПОДОЛЕ…» Перевод В. Потаповой — Зерна у тебя в подоле, Благодатен этот край. Что ж ты не засеешь поле И не снимешь урожай? Я зарою их в песок бесплодный. Там создам я край свой плодородный. На другой земле нельзя Сеять мне, доколе От зловонных сорняков Не очищу поле! «О ЧИБИС! ТЫ ВИДИШЬ ВНИЗУ ПУСТОПОЛЬЕ…» Перевод В. Потаповой О чибис! Ты видишь внизу пустополье. Тенета развешаны там на приволье. Ты мог бы над спеющей нивой носиться: Сетей не раскинут, где хлеб колосится! ОТЦУ, НЕ ПОРОДИВШЕМУ СЫНА Перевод В. Топорова Зачем безмолвен ты, зачем Незрим, Ревнивый Отче? Зачем туманной пеленой Пытаешь наши очи? Зачем ты гневной тьмой объял Слова свои святые, И несть для нас иных плодов, Чем те, что в зеве Змия? Одна ль повинна в этом Страсть женская к секретам? МЯГКИЙ СНЕГ Перевод В. Потаповой Бродил я однажды по зимним тропинкам. — Со мной поиграйте! — сказал я снежинкам. Играли — и таяли… Их поведенью Зима ужасалась, как грехопаденью. ПРОРОЧЕСТВО МЕРЛИНА Перевод В. Потаповой Деревья зимой зацветут, взойдут из-под снега
посевы,
Когда повстречаются две целомудренных девы. Но сперва короля и попа стреножьте веревкой
единой,
Чтобы встретилась дева невинная с девой
невинной.
ДЕНЬ Перевод В. Потаповой
Восходит солнце на востоке.
Кровь, злато — вот его наряд!
Вокруг вскипает гнев жестокий.
Мечи и копья там горят.
Венец его и знаки царской власти — Огни войны, воинственные страсти. ТЕМЗА И ОГАЙО[4] Перевод В. Потаповой Чем обязан я вам, — если с Темзы вы родом, — И коварным, отмеченным Хартией, водам? Разве должен терять я присутствие духа От всего, что вдувает наушник мне в ухо? Берегов этих лживых я был уроженцем И в бесчестных волнах искупался младенцем. Смой, Огайо, с меня эту мутную воду! Я родился рабом, но познаю свободу. «ПЛАМЕНЬ ВОЛОС И РУМЯНУЮ ПЛОТЬ…» Перевод В. Потаповой Пламень волос и румяную плоть Песком Воздержанье заносит. Утоленных желаний цветущая ветвь На сыпучем песке плодоносит. «СХВАТИВ ЗА ВИХОР ПРЕЖДЕ ВРЕМЕНИ СЛУЧАЙ…» Перевод В. Потаповой Схватив за вихор прежде времени случай, Заплачешь слезами раскаянья. Но, миг проморгав подходящий, — не мучай Себя: нет причин для отчаянья. «ЛЕНОСТЬ И ОБМАН БЛАЖЕННЫЙ…» Перевод В. Потаповой Леность и обман блаженный — Красоты наряд бесценный. «ДВЕРИ НАСТЕЖЬ, ПАРИЖСКИЕ БОРДЕЛИ!..» Перевод В. Топорова «Двери настежь, парижские бордели! Пусть зараза по городу летит, С голытьбою обвенчана судьбою», — Королева Франции велит. Король со златого ложа слетел, То услыхав, чего знать не хотел: «Вставай, народ, труба зовет, Не то все до крошки Голод сожрет!» И вот Король дал великий обет: «Приязни в кровавых казнях нет, Но бунтовщикам я воли не дам — На плаху полягут ко всем чертям!» И вот Не Породивший Сына отец[5] Съел, рыгнул и раскашлялся под конец: «Обожаю войны, повешения, четвертования, Смакую каждый кусок страдания. Набили оскомину благодарственные завывания, Предпочитаю выслушивать поношения И выкушивать многотысячные жертвоприношения!» Шар Земной Антуанетта взяла, — Зараза из платья ее плыла. К земле клонилась наша добрая Королева Лизоблюдами отягощенное древо. Увидел верный Лафайет[6] Жест властный Короля — И голод Францию объял, И вымерли поля. Услышал верный Лафайет Антуанетты смех — Зараза вспыхнула в стране, Затронув вся и всех. Увидел верный Лафайет В цепях сию Чету — И с тихим плачем стал не Палач им, А Сторож на посту. Ты был менялой, Лафайет, Но барыши пропали: Ты сострадания слезу Променял на слезы печали. Кто променяет свой очаг На черный чужой порог? Кто променяет пшеничный хлеб На тюремный замок? Кто ж пожалеет ураган И ливневый поток? Кто ж променяет свое дитя На пса, что в пути промок? ИЗ «МАНУСКРИПТА РОССЕТТИ» (1800–1803) СПЕКТР И ЭМАНАЦИЯ[7] Перевод В. Топорова Мой Спектр опричь меня кружит, Как хищник, жертву сторожит, А Эманация моя, Рыдая, бросила меня. «Во мраке бездны безысходной, Свершая грех непервородный, Блуждаем и рыдаем мы — Тебя мой Спектр ждет в царстве тьмы. Твой след — куда ты ни пошла бы, — Через ущелья и ухабы, — Отыщет он, сквозь град и снег. Когда ж вернешься ты навек? Не та ли ты, что гнев с презреньем Воздвигла над моим смиреньем, Не та ли, что сожгла слезми Мои игралища с людьми? Не ты ли семь моих любовей Похоронила в море крови? Не ты ль велишь, чтоб я забыл Семь приснопамятных могил? Еще семь раз любил я, зная, Что ждет любовь земля сырая, И семь других в полночном сне Скользнули с факелом ко мне. И семь с великою душою, Наивозлюбленнейших мною, Лозой увили мне чело, Не ставя Зло твое во зло. Когда ж вернешься ты, чтоб всех Их воскресить, избыв свой грех? Когда ж вернешься ты, меня Как я прощаю — не казня?» («Мои грехи тебе мешают, А собственные — не смущают? К моим — презренье беспредельное, Своим — поешь ты колыбельную».) («Что за грех, что мной свершен, Тобою не предвосхищен? Шлюх ты шлешь мне на подмену — Знаешь собственную цену».) «Не вернусь я, ибо пеней Должен быть триумф — не мене! Коль тебя переживу — Будет повод к торжеству! Небо, Землю и Геенну Не объять тебе, смятенный. Полечу куда смелей Провозвестницей твоей!» («Бедный, жалкий, беспомощный Спутник мой во тьме полночной, За тебя я, как в оковах, Вся в слезах своих свинцовых».) «Тщетно к вечности взываю Я, пока не поломаю Адский лес сухой хвои, — Путы женские твои. Я распну тебя на скалах, Чтоб не зреть в твоих оскалах Зла, ни жалости к себе, Ни презрения к судьбе. Или я создам другое Нечто, сходное с тобою, Адский лес сухой хвои — Иль вступи на путь Любви. И, отринув бессердечность, Обретем в согласье Вечность — Ведь Спасителем дана Мера Хлеба и Вина». «КЛОПШТОК АНГЛИЮ ХУЛИЛ КАК ХОТЕЛ…» Перевод В. Топорова Клопшток[8] Англию хулил как хотел, Но тут как раз Вильям Блейк подоспел; Ибо Не Породивший Сына отец …рыгнул и раскашлялся под конец; Священная затрепетала семейка От заклятья, разбудившего Британского Блейка. Вильям Блейк восседал орлом В окрестностях Лондона, под топольком. Не усидев на насиженном месте — Куча осталась на этом месте, — Трижды он обернулся на месте, Что было началом священной мести. Кровью налилась при виде этого Луна, Звезды повалились, как хватив вина, И девятикратной площадною бранью Отозвалось чертей Кромешное Собранье. Клопшток, в ответ на троекратный поворот, Трижды с визгом схватился за живот, Трижды в его животе перевернулись все кишки, И девять раз подряд душа его встала на дыбки… Тогда Не Породивший Сына отец Поклялся, что не встречался ему подобный игрец С тех пор, как Ной смастерил свой ковчег, С тех пор, как Ева вкусила запретных нег, С тех пор, как он тьму отделил от света, С тех пор, как содеять замыслил это… Восчувствовав так, он меня просил, Чтоб муку Клопштокову я смягчил… Тако Блейк победил, облегчаясь, А уж в стихах победит, ручаюсь! О ДЕВСТВЕННОСТИ ДЕВЫ МАРИИ И ДЖОАННЫ САУСКОТТ[9] Перевод В. Потаповой Содеяли с нею добро или зло? Не знает сама; безмятежно чело. И некому это поставить в укор: Ничья тут заслуга, ничей тут позор. «ЖИВЕЙ, ВОЛЬТЕР! СМЕЛЕЙ, РУССО!..» Перевод В. Топорова Живей, Вольтер! Смелей, Руссо! Бушуй, бумажная гроза! Вернется по ветру песок, Что нам швыряете в глаза. Песчинка каждая — алмаз, Когда в ней блещет луч небес… Насмешники! для ваших глаз Несть в нашей Библии чудес! Придумал атом Демокрит, Ньютон разъял на части свет…[10] Песчаный смерч Науки спит, Когда мы слушаем Завет. «УТРАТИЛО ИСКУССТВО СВОЙ…» Перевод В. Топорова Утратило искусство свой Пленительный духовный строй, Теперь им заправляет Галл, — Так добрый ангел мне сказал. — Но ты, продолжил он, рожден Вернуть искусство в Альбион. Пойдут искусства рать на рать — И галльскому — не устоять. Но если Франции отдашь Победу — то искусств шабаш Охватит целый материк, И там сочтут, что ты велик… Мой дух, надежда Альбиона, Заулыбался чуть смущенно… ИЗ «МАНУСКРИПТА ПИКЕРИНГА» (1800–1803) УЛЫБКА Перевод А. Парина Есть Улыбка Любви, Есть Улыбка притворной Личины, Есть Улыбка Улыбок — В ней обе Улыбки едины. Есть Ухмылка Вражды, Есть Ухмылка Презренья, Есть Ухмылка Ухмылок, От которой не знают забвенья, Ибо в струпьях душа от нее И нутро в несчислимых увечьях; Но единой Великой Улыбке Суждено на устах человечьих Единожды вспыхнуть в пути От Колыбели до Гроба; Но достаточно ей расцвести — И впадает в ничтожество Злоба. ЗЛАТАЯ СЕТЬ
